Волшебное свечение Ладоги - [16]

– Я думала, это человек, я испугалась.

Дуня подошла к ним и обняла обоих, искоса посмотрев в сторону Беаты.

– Кто же это так тебя, Дженни? – сказал Максим. Он тоже сбежал вниз, правда, в отличие от своего сводного брата Миколы, не стал утруждать себя одеждой и теперь ходил вокруг собаки в одних трусах, словно хвастаясь своими накачанными формами.

– Что у вас происходит? – с улицы, впуская морозный воздух, в дом забежали наспех одетые Жека и Корнелия.

Первый, увидев висящую собаку, сначала подбежал к ней, но, поняв, что ей уже не поможешь, тихо по-мужски заплакал.

– Это мы у вас хотели бы спросить, что происходит, – завизжал Михаил, сейчас его офисный стиль сменился не менее пафосной шёлковой пижамой, а на голове виднелась сеточка для волос. – Где ваша охрана? – он голосил громче успокоившейся Эллы.

Но ответа ему не было, Жека стоял, плакал и гладил животное, которое, вероятно, было ещё и его другом.

– Где Агния? – спросила испуганная Корнелия и собралась уже бежать в её комнату, но тут все услышали.

– Со мной всё в порядке, – сказал ледяной голос, и через мгновение она вошла в столовую.

Беата как-то упустила, откуда появились все остальные. В частности, откуда пришли любитель компьютеров Марат и фанат татуировок Славик. По правде говоря, Беата не заметила, чтоб они спускались по лестнице. Хотя если быть объективной, то и юродивый Мирон уже был в столовой, когда туда вбежали они с Миколой и Михаилом. Но ведь он мог спуститься в темноте, не додумавшись своими поломанными мозгами включить свет. Она посмотрела всем братьям на ноги и отметила, что только Марат стоял обутый и нервно поглядывал по сторонам.

– Очень интересно, – ухмыляясь сказала Агния, словно в огромной повешенной афганской овчарке было что-то и вправду занимательное.

– Может, поясните сей перформанс и нам? Возможно, нам тоже станет не так страшно, а даже, как вам, интересно, – не выдержала такой надменности Беата.

Она чувствовала, что только она сейчас может задавать вопросы, остальные боялись. Слёзы Жеки отражались в её душе, и Беата очень ему сочувствовала. Молодой и жизнерадостный мужчина сейчас выглядел маленьким мальчиком, у которого случилось огромное горе. Беата сразу же расположилась к молодому человеку, и ей стало несколько неловко, что она днём себя так с ним вела, записав сразу его себе в друзья. Кто так плачет о собаке, не может быть плохим человеком априори. Поведение же Агнии вызывало раздражение и непонимание.

– Очень интересно, – игнорируя вопрос Беаты, повторила старуха.

Потеряв интерес к бедной собаке, она устроилась в кресло во главе стола, где сидела сегодня днём, и только тогда продолжила:

– Если кто-то из вас решил, что я двину кони до второго января и не успею сделать то, что задумала, то он очень ошибается. Я видела в такой петле своего первого мужа, более того, я провела с ним в одной квартире 4 часа, пока ехало КГБ, потому как это было не дело милиции. Так что собакой вам меня не напугать, а интересно вот что, – она повернулась к Беате, словно только что услышала её вопрос, – кто-то очень сильно покопался в моей жизни и вытащил эту историю на свет. Ведь официально и тогда и сейчас он умер от сердечного приступа, и только избранные знают, что он повесился. Вот так же – в дверном проёме нашей огромной квартиры на Горького. Но мне приказали молчать, потому как не по рангу была человеку его должности такая слабость. Выходит, если кто-то копнул так глубоко, значит, земля горит у него под ногами, – и, припевая слово, словно по слогам, закончила: – Ин-те-рес-но.

Тишина была звенящей, после сказанного Агния встала и, тихо поскрипывая деревянными половицами, ушла в свою комнату.

Письмо 3 Июнь 1946 года

Здравствуй, моя милая Ассоль.

Получил твоё письмо. Очень хорошо, что посылка дошла и все дневники целы, я переживал. Это будет теперь единственное напоминание об отце. Его больше нет, талантливого хирурга, спасшего на войне столько жизней и имеющего множество наград, убили. Военный трибунал приговорил его к расстрелу. Поначалу мы очень надеялись, ведь у него не нашли награбленного и на защиту отца встали многие командиры, кому он спас в своё время жизнь.

В начале весны, когда у нас пошёл лёд на реке, я спас сына нашей соседки Нюрки, он с друзьями прыгал с льдины на льдину на реке Томь и провалился под лёд, а я вытащил его из полыньи. Конечно, так сделал бы каждый, просто я вовремя оказался рядом, но теперь и Нюрка, и её муж чувствуют себя должниками. Глупости, конечно, но мне это оказалось на руку. Подключив все свои знакомства, Нюркин муж договорился о неофициальном свидании с отцом. Мать отказалась идти, побоялась, что подумают, что она с ним заодно, а я пошёл. Он сильно постарел, и не скажешь, что ему всего сорок пять. Да и с головой, видимо, начались определённые проблемы, потому как он говорил странные вещи, не связанные ни с нами, ни с его проблемами. Я думаю, он хотел почувствовать себя дома, сидя за столом, читающим мне новые истории из дневника деда.

– Помнишь, я рассказывал тебе про императорскую печать, – начал отец сбивчиво, словно боялся что-то забыть, – так вот, она существует. Если вдруг когда-нибудь ты встретишь её, знай: это страшный предмет. Он ни в коем случае не должен попасть в руки людям, мечтающим править миром, но и уничтожать её тоже нельзя. Печать надо спрятать, а лучше увезти на Родину и отдать Тибетским монахам. Они знают, что с ней делать.