Волшебница Шалотт и другие стихотворения - [56]

Блистала светлая броня,

Могучий рог висел, звеня,

И бился по бокам коня,

Вдали-вблизи Шалот.

Седло в огнях из серебра,

Герба лучистая игра,

И шлем, и яркий цвет пера,

Весь блеск уходит в Камелот.

Так бородатый метеор

Во тьме ночей плетет узор,

Как в этот миг сверкал простор

Пред стихнувшей Шалот.

Как пышен был поток лучей.

Копыта били все звончей,

Светились кудри горячей,

Пока он ехал в Камелот.

Внимала песне гладь реки,

Осин и бледных ив листки,

Внимали песне васильки,

Пел рыцарь Ланчелот.

Забыт станок, забыт узор,

В окно увидел жадный взор

Купавы, шлем, коня, простор,

Вдали зубчатый Камелот.

Порвалась ткань с игрой огня,

Разбилось зеркало, звеня,

«Беда! Проклятье ждет меня!»

Воскликнула Шалот.

Часть 4-я

Бледнели желтые леса,

В реке рыдали голоса,

Закрыла буря небеса,

Летя с востока в Камелот.

Она сошла, как в забытьи,

И начертала у струи

На светлом выступе ладьи:

Волшебница Шалот.

Шумя, туманилась волна,

И, как провидец, в блеске сна,

Взирала пристально она,

Глядя на дальний Камелот.

И день померкнул вдалеке,

Она лежала в челноке,

И волны мчали по реке

Волшебницу Шалот.

Мерцало платье белизной,

Как хлопья снега под луной,

Она плыла во тьме ночной,

И уплывала в Камелот.

И песню слышала волна,

И песня та была грустна,

В последний пела раз она,

Волшебница Шалот.

И смолк напев ее скорбей,

И вот уж кровь остыла в ней,

И вот затмился взор очей,

Глядя на сонный Камелот.

И прежде чем ладья, светла,

До дома первого дошла,

Со звуком песни умерла

Волшебница Шалот.

В виду альтанов и садов,

И древних башен, и домов,

Она, как тень, у берегов,

Плыла безмолвно в Камелот.

И вот кругом, вблизи, вдали,

Толпами граждане пришли,

И на ладье они прочли —

Волшебница Шалот.

В дворце веселый смех погас,

«О Господи, помилуй нас!»

Молились все, греха страшась,

И только рыцарь Ланчелот,

Подумав, молвил, не спеша:

«Лицом как ангел хороша,

Да успокоится душа

Волшебницы Шалот!»

К. Бальмонт

ВКУШАЮЩИЕ ЛОТОС

«Смелей! — воскликнул он. — Вон там, в туманной дали,

Причалим мы к земле». Чуть пенилась вода.

И в сумерки они к чужой стране пристали,

Где сумеречный час как будто был всегда.

В тревожно-чутких снах дышала гладь морская,

Вздымался круг луны над сумраком долин.

И точно бледный дым, поток, с высот сбегая,

Как будто замедлял свой путь, изнемогая,

И падал по скалам, и медлил меж теснин.

О, тихий край ручьев! Как бледный дым, иные

Скользили медленно по зелени лугов,

Иные падали сквозь тени кружевные,

Роняя дремлющий и пенистый покров.

Огнистая река струила волны в море

Из глубины страны; а между облаков

Три мертвые горы в серебряном уборе

Хранили след зари, и сосны на просторе

Виденьями росли среди немых снегов.

На Западе Закат, навек завороженный,

Горя, не погасал; и сквозь провалы гор

Виднелась глубь страны, песками окаймленной,

Леса из пышных пальм сплеталися в узор

Долины и луга, в сверканьи бледной влаги,

Страна, где перемен как будто нет и нет.

И, бледнолицые, как тени древней саги,

Толпой у корабля сошлися Лотофаги,

В их взорах трепетал вечерний скорбный свет.

Душистые плоды волшебного растенья

Они давали всем, как призраки глядя,

И каждый, кто вкушал, внимал во мгле забвенья,

Как ропот волн стихал, далеко уходя;

Сердца, в сознаньи всех, как струны трепетали,

И если кто из них друг с другом говорил,

Невнятные слова для слуха пропадали,

Как будто чуть звеня во мгле безбрежной дали,

Как будто приходя из сумрака могил.

И каждый, хоть не спал, но был в дремоте странной,

Меж солнцем и луной, на взморье, у зыбей,

И каждый видел сон о Родине туманной,

О детях, о жене, любви, — но все скучней

Казался вид весла, все большей тьмой объята

Казалась пена волн, впивающая свет,

И вот один сказал: «Нам больше нет возврата!»

И вдруг запели все: «Скитались мы когда-то.

Наш край родной далек! Для нас возврата нет!»

<ХОР>

1

Есть музыка, чей вздох нежнее упадает,

Чем лепестки отцветших роз,

Нежнее, чем роса, когда она блистает,

Роняя слезы на утес.

Нежней, чем падает на землю свет зарницы,

Когда за морем спит гроза,

Нежней, чем падают усталые ресницы

На утомленные глаза;

Есть музыка, чей вздох как сладкая дремота,

Что сходит с неба в тихий час,

Есть мшистая постель, где крепко спит забота

И где никто не будит нас;

Там дышит гладь реки в согретом полумраке,

Цветы баюкает волна,

И с выступов глядя, к земле склонились маки,

В объятьях нежащего сна.

2

Зачем душа болит, чужда отдохновенья,

Неразлучимая с тоской,

Меж тем как для всего нисходит миг забвенья,

Всему даруется покой?

Зачем одни лишь мы в пучине горя тонем,

Одни лишь мы, венец всего,

Из тьмы идя во тьму, зачем так скорбно стонем,

В терзанье сердца своего?

И вечно и всегда трепещут наши крылья,

И нет скитаниям конца,

И дух целебных снов не сгонит тень усилья

С печально-бледного лица?

И чужды нам слова чуть слышного завета:

«В одном покое торжество».

Зачем же только мы томимся без привета,

Одни лишь мы, венец всего?

3

Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,

Из почки вышел нежный лист,

И ветер, проносясь, едва его колышет,

И он прозрачен и душист.

Под солнцем он горит игрою позолоты,

Росой мерцает под луной,

Желтеет, падает, не ведая заботы,

И спит, объятый тишиной.

Вон там, согрет огнем любви, тепла и света,

Растет медовый сочный плод,

Созреет, и с концом зиждительного лета