Волшебница Шалотт и другие стихотворения - [57]

На землю мирно упадет.

Всему есть мера дней; взлелеянный весною,

Цветок не ведает труда,

Он вянет, он цветет, с землей своей родною

Не разлучаясь никогда.

4

Враждебен небосвод, холодный, темно-синий,

Над темно-синею волной,

И смерть предел всего, и мы идем пустыней,

Живя тревогою земной.

Что может длиться здесь? Едва пройдет мгновенье,

Умолкнут бледные уста.

Оставьте нас одних в тиши отдохновенья,

Земля для нас навек пуста.

Мы лишены всего. — Нам ничего не надо.

Все тонет в сумрачном Былом.

Оставьте нас одних. Какая нам отрада —

Вести борьбу с упорным злом?

Что нужды восходить, в стремленье бесконечном,

По восходящей ввысь волне?

Все дышит, чтоб иметь удел в покое вечном,

Все умирает в тишине.

Все падает, мелькнув, как тень мечты бессильной,

Как чуть плеснувшая волна.

О, дайте нам покой, хоть черный, хоть могильный,

О дайте смерти или сна.

5

Глаза полузакрыв, как сладко слушать шепот

Едва звенящего ручья,

И в вечном полусне внимать невнятный ропот

Изжитой сказки бытия.

И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной,

Как тот янтарный мягкий свет,

Что медлит в высоте над миррой благовонной,

Как будто много-много лет

Отдавшись ласковой и сладостной печали,

Вкушая Лотос день за днем,

Следит, как ластится волна в лазурной дали,

Курчавясь пеной и огнем.

И видеть в памяти утраченные лица,

Как сон, как образ неживой,

Навек поблекшие, как стертая гробница,

Полузаросшая травой.

6

Нам память дорога о нашей брачной жизни,

О нежной ласке наших жен;

Но все меняется, и наш очаг в отчизне

Холодным прахом занесен.

Там есть наследники; и наши взоры странны;

Мы потревожили бы всех,

Как привидения, мы не были б желанны

Среди пиров, где дышит смех.

Быть может, мы едва живем в мечте народа,

И вся Троянская война,

Все громкие дела теперь лишь гимн рапсода,

Времен ушедших старина.

Там смута, может быть; но, если безрассудно

Забыл народ завет веков,

Пусть будет то, что есть: умилостивить трудно

Всегда взыскательных богов.

Другая смута есть, что хуже смерти черной, —

Тоска пред новою борьбой;

До старости седой — борьбу и труд упорный

Везде встречать перед собой, —

Мучение для тех, в чьих помыслах туманно,

Кто видел вечную беду,

Чей взор полуослеп, взирая неустанно

На путеводную звезду.

7

Но здесь, где амарант и моли пышным цветом

Везде раскинулись кругом,

Где дышат небеса лазурью и приветом

И веют легким ветерком,

Где искристый поток напевом колыбельным

Звенит, с пурпурных гор скользя,

Как сладко здесь вкушать в покое беспредельном

Восторг, что выразить нельзя.

Как нежны голоса, зовущие оттуда,

Где шлет скала привет скале,

Как нежен цвет воды с окраской изумруда,

Как мягко льнет акант к земле,

Как сладко здесь дремать, покоясь под сосною,

И видеть, как простор морей

Уходит без конца широкой пеленою,

Играя светом янтарей.

8

Здесь Лотос чуть дрожит при каждом повороте,

Здесь Лотос блещет меж камней,

И ветер целый день, в пленительной дремоте,

Поет нежней и все нежней.

И впадины пещер, и сонные долины

Покрыты пылью золотой.

О, долго плыли мы, и волны-исполины

Грозили каждый миг бедой, —

Мы ведали труды, опасности, измену,

Когда средь стонущих громад

Чудовища морей выбрасывали пену,

Как многошумный водопад.

Клянемтесь же, друзья, изгнав из душ тревоги,

Пребыть в прозрачной полумгле,

Покоясь на холмах, бесстрастные, как боги,

Без темной думы о земле.

Там где-то далеко под ними свищут стрелы,

Пред ними нектар золотой,

Вкруг них везде горят лучистые пределы,

И тучки реют чередой.

С высот они глядят и видят возмущенье,

Толпу в мучительной борьбе,

Пожары городов, чуму, землетрясенье,

И руки, сжатые в мольбе.

Но в песне горестной им слышен строй напева

Иной, что горести лишен,

Как сказка, полная рыдания и гнева,

Но только сказка, только сон.

Людьми воспетые, они с высот взирают,

Как люди бьются на земле,

Как жатву скудную с полей они сбирают

И после тонут в смертной мгле.

Иные, говорят, для горечи бессменной

Нисходят в грозный черный ад,

Иные держат путь в Элизиум блаженный

И там на златооках спят.

О лучше, лучше спать, чем плыть во тьме безбрежной,

И снова плыть для новых бед.

Покойтесь же, друзья, в отраде безмятежной,

Пред нами странствий больше нет.

К. Бальмонт

КОММЕНТАРИИ

Вплоть до самого последнего времени книг Альфреда Теннисона на русском языке не существовало, за исключением нескольких отдельных произведений, изданных около ста лет назад и более. В девятнадцатом веке и в начале двадцатого знаменитого английского поэта, конечно, переводили (см. Предисловие, а также Приложение, часть II), но в памяти читателей осталась лишь «Годива» в переводе Ивана Бунина. Только в 2001 г. появился полный перевод «Королевских идиллий», выполненный Виктором Луниным. Он, безусловно, оживил интерес русского читателя к знаменитому поэту викторианской эпохи.

Требовалось продолжение знакомства. Этой цели и служит лежащая перед вами книга. В ней собрана небольшая, но важнейшая часть его лирического наследия.

В расположении стихов настоящее издание отступает от прямого хронологического принципа. Основной корпус разделен на два раздела. В первом собраны наиболее репрезентативные произведения из всех основных тематических пластов творчества Теннисона, в том числе гомеровского («Улисс», «Тифон», «Тиресий»), артуровского («Волшебница Шалотт», «Смерть Артура», «Сэр Галахад»), биографического («Локсли-холл», «Ave Frater Atque Vale», «За волнолом»), отрывки из его поэм «Принцесса», «In Memoriam», «Мод», а также такие «маленькие шедевры» Теннисона, как «Бей, бей, бей!» и «Орел». Иными словами, в этом разделе собраны те вещи, по которым современный английский читатель поэзии, как правило, судит о Теннисоне — то, что чаще всего включается в антологии, изучается в школах и университетах.