Волшебная сказка Нью-Йорка - [31]

Вайн заплатил мне за позирование дополнительных десять долларов. Сказал, что когда дело доходит до изображения трупа, во мне просыпается неподдельный талант. Премного благодарен. ответил я из гроба. А мисс Мускус помогла мне вылезти и умиротворяюще погладила по руке. После чего укатила с хахалем в мюзик-холл «Радио-Сити», а оттуда в танцевальный клуб. Я подглядывал в щель между вайновскими портьерами, как хахаль открывает перед ней дверцу машины. Судя по кузову его двухместки и по кокетливой шляпчонке на голове, ему хватило бы и одного хорошего пенделя в брюхо. Которым я наградил бы его с удовольствием и совершенно бесплатно.

А в предыдущий рабочий день, ближе к вечеру. Во время короткой передышки после возни с богатой итальянской мамашей, чей толстый отпрыск погиб в автомобильной аварии. И которая, посидев немного и посодрогавшись в рыданиях, бросилась к гробу, чтобы осыпать поцелуями лицо усопшего и размазала ему по физиономии всю косметику. Так что мисс Мускус в конце концов пришлось увести ее в уборную. А я тем временем читал у нее в кабинетике дневную газету. И размышлял о Фаннином, похожем на драгоценный камень пупке. Подобрав ноги на кресло, опершись локтем о колено и уткнув подбородок в ладонь. Потом занялся изучением крохотных серебряных сисек девицы с жезлом на завоеванном мисс Мускус кубке, украшенном также гравированной надписью «Дар Похоронного бюро Вайна». И услышав шаги. Сказал, ну, как делишки, Персик, как у нас нынче насчет дотронуться. И поскольку молчание затянулось, поднял глаза.

— О, простите, мистер Вайн, я думал, это мисс Мускус.

— Кристиан, порой я гляжу на вас и только диву даюсь. Вам это известно.

— Да, мистер Вайн.

— Дверь не заперта, а вы тут раскорячились будто бегун на старте.

— Виноват.

Вайн также сказал, что поскольку воздух прогревается и снег тает, в ближайшие дни людей начнут косить пневмония с гриппом. И вода заструится по сложенным из песчаника ступеням дома мамаши Гроц. У которой обнаружилась целая банда близких родственников, сбежавшихся, чтобы присмотреться к ее владениям. Как-то, выглянув из двери, я не сразу приметил скрюченного горбом адвоката, пришедшего собирать квартирную плату. А потом объявился вислоухий чернявый хам с предложением отдать ему ключ, чтобы он мог на досуге осмотреть мою комнату. Я на самом что ни на есть рафинированном английском языке спокойно ответил ему сквозь дверную щель. Убирайся отсюда к собачьей матери. Пока я не вышел. И не скормил тебя по кусочкам чайкам. Предварительно оторвав твою вшивую голову. И забив тебе в жопу пожарный гидрант. И включив его. Дабы ты узнал напоследок, что такое слоновий клистир.

В понедельник над городом обморочно синее небо. По улицам плавно плывет ароматный воздух. Обвевавший мне сзади уши, когда я направился к парку. Решив пешком пройтись до работы. Чтобы выгадать на автобусном билете. И обрести форму, потребную для выполнения произнесенных мною угроз. Справедливость следует восстанавливать без промедления. Прошелся вдоль озера. Запузырил в уток парой камней. Легко взбежал на каменистый пригорок и пересек поле, именуемое здесь Зеленым лугом. Который покрыт белесой травой и бурой грязью и никогда не бывает зеленым. Спустившись из парка в зоологический сад, прошел мимо медведей. Тюлени бултыхались в воде, крутясь колесом кто вперед, кто назад. Верблюд мочился. Зебру донимала эрекция. И упущенные детишками цветные воздушные шарики застревали в ветвях деревьев. А я шагал себе на Пятую авеню. Упругой походкой. Только что не обращаясь с веселыми приветствиями к людям. Для которых это — несомненный знак, что тебя выпустили из желтого дома проветриться. И едва какая-то матрона скривилась, узревши мою веселость. Я прошептал. Какого рода гнусной присыпкой вы пользуетесь, чтобы предохраняться, мадам.

Размашистым шагом Кристиан доходит от Пятьдесят Шестой до Седьмой улицы. Движение плотное. Прямо из тротуара, мерцая, вырастают богатые магазины. Витрины со шторами, блеск драгоценностей. Маняще разложенных на потребу женщинам. Осторожно вылезающим из лимузинов. Приобретайте бриллианты поутру. Чтобы к полудню уже сидеть в косметической маске. Мужчины с волосистыми запястьями, суетясь, прилаживают к покрытой флоридским загаром коже, свернутый колечком локон обесцвеченных волос. Массивные, могооконные мавзолеи вздымаются в небеса. Откуда блеклые голуби осыпают балконы и подоконники легкими оскорблениями. Зато внутри шикарная чистота. В которой когда-нибудь я укроюсь во всем своем великолепии, укрыв заодно и тайну моих несметных богатств. Заведу себе отдельную комнату, где можно будет невозбранно чихать и пукать.

Этим утром на мисс Мускус нечто облегающе розовое. Упокоился широко известный в театральных кругах рекламный агент. С лучшими из моих выражений лица и манерами жду у дверей покоя. Меня могут «открыть» в любую секунду. И вместо тюремного срока дать мне главную роль. В кино. Удалого романтического мудозвона. Плюс несусветное жалованье, которое мне раз в неделю будут привозить на тележке. Мисс Мускус, грудь колесом, соски торчат из-под платья, вальсирует взад-вперед по канареечному ковру. Попка мотается, как флаг под ураганом. Свисающий с моего флагштока, который вынуждает меня присесть. Впрочем, никто не приходит попрощаться с усопшим и с его курчавой седой шевелюрой, кроме раввина в широкой мантии и старенькой тощей жены, ковыляющей, опираясь на трость и на руку привратника из ее многоквартирного дома. Правда, гроб покрывают венки. От Джимми с оркестром. От Талли, который в турне. От Зики, который Человек-Цеппелин. От Перта Амбоя.