Волшебная шубейка - [5]

Шрифт
Интервал

— А прадед? — сверкнув глазами, воскликнул Кюшмёди.

— Чего не знаю, того не знаю, — рассмеялся отец. — Скорее всего, нищим был. Видел я ещё в детстве рваную суму на чердаке; теперь по крайней мере знаю, откуда она: наверное, с ней и ходил по миру мой прадед.

Тут Кюшмёди сдвинул свою баранью шапку на затылок и, стукнув кулаком по каменному жёрнову-столу, выкрикнул:

— Мартон, твой предок был венгерским бароном!

Легко ему было стучать, когда он уже убрал со стола смородину — всю до последней ягодки.

— Не беда, — вдёргивая нитку в длинную скорняжную иглу, отозвался отец. — Мне, правда, только один барон известен — старый цыган Барон. Да и тот потому, что ходит к нам на участок воровать красный виноград. Но теперь мне покойней будет: раз на наш виноградник не чужой человек наведывается, а такой, с кем мы в родстве состоим.

Кюшмёди от гнева сделался красным, как варёный рак.

— Ах ты жалкий заплаточник, черти тебя побери! Ты чего надо мной выкамариваешь? Да если ты хочешь знать, я из тебя такого барина могу сделать, каких ты и во сне не видал! Корзиной серебро будешь мерить, лопатой золото грести. В пурпурном одеянии, как принц, будешь ходить, в шубе, бархатом крытой. Даже псина твоя дворовая и та марципан жрать будет! Что ты на это скажешь, скорняк Мартон?

Отец разгладил новую заплату на полушубке и сказал:

— Нету у меня пса дворового, дядя Кюшмёди.

Чудодей старался удержаться от новой вспышки гнева.

Обеими руками ухватился за ворот своей засаленной шубы, словно опасаясь, что в ярости выскочит из неё.

— Неужели ты не можешь умного слова понять, Мартон? Я, я один знаю, где искать сокровища твоих предков. Только мне в одиночку туда не добраться. Коли пообещаешь отдать мне половину клада, я уж, так и быть, покажу тебе то заветное место. Согласен? Тогда вот тебе моя рука.

— Какая ж это рука? — Отец покачал головой. — Кажется, ты, сударь, вместо руки лапу одного из своих грифов-стервятников с собой притащил.

Рука колдуна с длинными загнутыми когтями и впрямь чем-то напоминала лапу хищной птицы. А когда отец к тому же посмеялся над чудодеем, все её пальцы стали скрючиваться внутрь, пока совсем не сжались в кулак.

— Ну, погоди! Пожалеешь ещё, глупый скорняк! — размахивая кулаком, заорал ворожей. — Заплатишь мне за это, жалкий портняжка! Тебе же помочь хотел! Думаешь, мне нужен твой клад? Да у меня свой волшебный котёл есть, в нём достаточно любой кирпич немного поварить, он тотчас в золото обращается. Только варить его надо в утренней росе, а печь топить полевыми цветами!

Выпалив всё это, приятель нечистой силы повернулся и засеменил к двери. Однако на пороге его остановили слова отца:

— Погоди, земляк! Не хочу оставаться в долгу за твою любезность. Подарю и я тебе такую вещицу, что, возможно, тебе пригодится.

Сморщенное лицо колдуна сразу расплылось, разгладилось в улыбке. Не надолго, правда. Только до тех пор, пока отец не набросил ему на плечи холщовую сумку. В ней он обычно держал сухой гриб-трутовик, которым дубленые овчины чернят.

— Это тебе, дядя Кюшмёди. Под то золото, что ты из кирпичей наваришь.

Я же испугался, что колдун в гневе пустит сейчас из ноздрей огонь, и спрятался за маму, перепуганную не меньше меня. Со страху даже глаза зажмурил.

Но хлопнула дверь, я открыл глаза и увидел, как Кюшмёди промелькнул мимо окна. А отец смотрел ему вслед и смеялся.

— Думаю, что предки этого старого враля были еще большими вралями. Старикашка глуповат. Но еще глупее те, кто ему верит.


САПОГИ СО ШПОРАМИ

Но что бы там ни говорил отец, а мне в ту ночь уже снились сокровища моих предков. Ко мне на подушку уселся кто-то невидимый и ну нашёптывать:

«Эй, Гергё, обязательно найди клад! И тогда заживёте вы на славу в вашей старой ветряной мельнице! Половину клада мы с тобой истратим на леденцы, день-деньской вместе сосать будем. А на вторую половину попросим столяра Бойоки сделать нам длинную-предлинную лестницу, приставим её к Млечному Пути и будем, когда только захотим, лазить на небо, в гости к твоей маленькой сестрице Марике. А когда и она к нам вниз по лесенке спустится, оденешься ты по такому случаю во всё праздничное: шляпа новая с шёлковой лентой, на ленте вышитый пароход. Гуляете, скажем, с Марикой по Млечному Пути, навстречу вам ребята-ангелята. Спрашивают твою сестрёнку: «Чей это мальчик в такой красивой шляпе?» А Марика им и отвечает: «Да это же братец мой, барон Гергё, сын скорняка из Мельничьего замка…»

Мельничий замок — это название мне очень понравилось. Правда, в округе наше жилище все звали только «Мельницей». Ведь ещё при моём дедушке работала, махала своими крыльями ветряная мельница. Но если присмотреться получше, то наш дом с его круглыми толстыми стенами из камня и узенькими окнами-бойницами действительно напоминает замок. А то, что он дряхловат, не беда: обшарпанная крыша и потрескавшиеся стены очень даже ему к лицу. На уступе стены, где когда-то помещалась ось — толстое бревно с крыльями-ветрилами, — теперь росло уксусное деревце, словно цветок на шлеме нашего старого замка. Полуразрушенных замков в округе у нас сколько хочешь: Кошачий замок, Орлиный, Налётный. И рядом с ними наш дом-мельница выглядел развалиной не хуже других. Отличался от них только тем, что в нём жили. В других замках по чердакам только сычата пищали, а на нашем чердаке полновластным хозяином был я. Больше всего я любил сидеть в бывшей ступице мельничной оси, на краю выемки в стене, из которой росло уксусное дерево. Я сидел обычно прямо под деревом, болтая в воздухе босыми ногами.


Еще от автора Ференц Мора
Золотой саркофаг

Известный венгерский писатель Ференц Мора (1817—1934 в своем лучшем романе «Золотой саркофаг» (1932) воссоздает события древнеримской истории конца III – начала IV вв. н. э. Рисуя живые картины далекого прошлого, писатель одновременно размышляет над самой природой деспотической власти.В центре романа фигура императора Диоклетиана (243 – ок. 315 гг.). С именем этого сына вольноотпущенника из Далмации, ставшего императором в 284 г. и добровольно отрекшегося от престола в 305 г., связано установление в Риме режима доминанта (неограниченной монархии).Увлекательно написанный, роман Ф.


Дочь четырех отцов

Роман венгерского писателя-классика Ференца Моры (1879–1934) «Дочь четырех отцов» иронично и достоверно повествует о быте и нравах венгерской провинции 20-х годов XX века, первых лет белого террора в Венгрии, на фоне расследования таинственных обстоятельств смерти художника Турбока. Увлекательный сюжет, оригинальная композиция обеспечивают роману неослабевающий интерес читателя. На русском языке издается впервые.


Рекомендуем почитать
Настойчивый характер

В сборнике рассказов и повестей: «Настойчивый характер», «О нашем друге Рауфе», «Секрет Васи Перункова», «Абдуджапар», «Дорогие братья», «Подарок», рассказано о героической работе учащихся ремесленных училищ на фабриках и заводах в годы войны. Художник Евгений Осипович Бургункер.


Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.