Волшебная чернильница - [18]
— Не теряйте голову, господин полковник! Не горячитесь, генерал! — проскрипел он, стряхивая с усов песок. — Техника всем показывает пример хладнокровия. Я вычислил математически, что выгоднее всего съесть и сжечь этих беглецов не здесь, а там. Свяжите их и доставьте туда живьем! Там никакие неучи не посмеют бросаться мотороллерами!
— Правильный совет, негодяй! — заявил пес-полковник. — Но почему он генерал, а я всего-навсего полковник?
— Прошу прощения, господин полковник, — крот все еще выковыривал песок из носа. — Но вы сами хотели быть полковником…
— Хотел, гав, хотел… А кто, как не ты, должен был сообщить, что у спичек не полковник, а генер-р-рал?
Спичка-генерал презрительно усмехалась с высоты своего генеральского величия.
— Смотр-р-ри, еще и насмехается! — прорычал Зубарь.
— Это дело поправимое, — засуетился крот. — Отныне и вы, господин Зубарь, — генерал! Прошу прощения за ошибочку, господин генерал, но пора действовать. Иначе злодеи убегут!
— Твоя правда, проклятый черныш! — похвалил произведенный в генералы Зубарь, у которого сразу улучшилось настроение. — А где взять веревку, чтобы их связать?
— Какие конопляные веревки были у бабки! — вспомнила генерал Горячка. — Жаль, не захватили с собой… Эх!
— Веревка — чепуха, — засмеялся крот, который и в бинокль-то не очень хорошо различал предметы. — Смотрите, вся улица опутана толстыми веревками.
Уж не врет ли крот? Нет! Собаки и спички, задрав головы, разглядели, что вдоль улицы в самом деле висят толстые веревки. Перегрызть с обоих концов, и кончено. Много ли надо, чтобы связать двух беглецов?
— Мы, спички, не допрыгнем так высоко, — сказал спичка-генерал озабоченному генералу-псу. — Вы, собаки, взберетесь по столбам. У вас и зубы острые — перекусите!
— А вы могли бы пережечь веревку. Тогда и зубы не понадобятся! — огрызнулся собачий генерал.
Колобок и Колышек дрожали от страха, слыша эти переговоры. Однако и дрожа они поглядывали, куда бы улизнуть. Увы, врагов собралось так много, что и думать было нечего.
Крот снова выглянул из своего холмика и прохрипел:
— Умоляю, не спорьте! Я столько мучился, пока приспособил свою технику к местному климату… А вы мне все портите! Убегут негодники, как уже не раз убегали!
Собаки, не выдержав, кинулись к столбам.
Раз, два — взобрались, цепляясь когтями… И вдруг… с воем посыпались на землю. Они падали замертво, словно их трахнули дубиной по голове. Падая, собаки раскидали спички во все стороны, много переломали своей тяжестью. А когда наконец открыли налитые кровью глаза, в которых, словно восклицательные и вопросительные знаки, все еще сверкали молнии, Колобка и Колышка уже и след простыл.
— Ах ты, проклятый копуша! — бросился на крота, очухавшись, Зубарь. — Ты нарочно подстроил, чтобы нас ударило молнией? Ведь в этих веревках — молнии!
Они бы разодрали крота в клочья, но тот проворно юркнул в свое подземелье. Остались только телефон да бинокль.
Что там творилось! Впоследствии мышка Мечтышка — она стояла ближе всех и все видела — рассказывала:
— Не добравшись до крота, собаки ополчились на спички. А спичкам, которые так и ждали, кого бы сжечь, только этого и не хватало. Они потерлись головками об асфальт, вспыхнули и кинулись на собак. Тут же запахло паленой шерстью, горелой шкурой. Но собаки тоже показали чудеса отваги и самопожертвования, глотая горящие спички, словно это были вкусные косточки с обеденного стола!..
Не одолев друг друга, понеся тяжелые потери, собаки и спички разошлись. Отныне они будут охотиться порознь: спички — под водительством храброй и непобедимой Горячки, собаки — под руководством смелого и неодолимого Зубаря.
А наши друзья, Колобок и Колышек, были уже далеко, на другой улице. Они не только спаслись, но и обрели новых друзей. Провода бежали над ними, гудя от удовольствия, что поразили кудлатых налетчиков своими молниями.
Провода все вели и вели их, пока не привели в парк. День шел уже к концу. На ограде, на деревьях и скамейках мерцали последние отблески заката.
Вскоре на город опустится ночь.
Ночной концерт
В этом густом огромном парке росли не только деревья: всевозможные качели, карусели, танцевальные площадки и тележки с газированной водой. Росла, вздымая выгнутый козырьком навес, открытая эстрада— бегущие снизу вверх ряды ступенек.
Конечно же, приятелям хотелось все осмотреть и пощупать, но они уже буквально валились с ног. Сколько они набегались сегодня, сколько страху натерпелись! Будь эти человечки даже железными, а не один — из хлеба, другой — из дерева, все равно усталость сморила бы их.
Еле-еле доплелись они до эстрады. По крайней мере не промокнут, если ночью польет дождь. И когтистые лапы ветра затупятся о бока эстрады.
Сладко зевнув, друзья устроились на ступеньках, давая отдых уставшим, словно налитым свинцом ногам. Лежать было жестко, неудобно. Нечего подстелить, нечем накрыться.
— Не знаю, хорошо ли я поступил… — жалобно проговорил Колыщек, отлежав бок. — Может, и не следовало мне бежать от старухиных пеленок? В зыбке было мягко, тепло… Ни дождь, ни ветры не страшны!
Колобок хотел было возразить, но от жалоб Колышка у него тоже защемило сердце.
