Вологодский конвой - [16]
- Может, медчасть вызвать? - с готовностью шевельнулся Соснин, с состраданием глядя на старшину. - Давай позвоню, а?.. Живо придет...
- Нет. - Завхоз был не из тех, кто с ходу весит головушку на праву сторонушку. - Серьезно говорю: отлежусь - и делов-то. Пустяк, всего царапина. Так, заточкой задел...
- Смотри, - выходя из кабинета, согласился Шаров. - Будь тогда в отряде. В самом деле, отдыхай. Замену подыщу.
В наркомовской секции, казалось, все спали. Кто-то даже посапывал. Тишь да гладь, Божья благодать.
Но мы уже были у тихого омута, где черти водятся: последняя койка в углу. Самолучшая. Сам хозяин шумно дышал, с головой накрывшись одеялом.
Серега Шаров, наклонившись, резко сдернул жесткую байку: Нарком оказался в трусах и фуфайке. Точно так и надо. Поджав ноги, недоуменно открыл глаза, тревожно озираясь, - овечкой прикидывался. И в голую горсть не сгребешь.
- В чем дело? - сипло спросил он. - А?.. Что такое? В че-ом дело?..
- В шляпе. - Для Сереги Шарова такая увертка не вывертка: взяв подчиненного за грудки, он рывком поставил того перед собой. - Одевайся. И за мной. Разговор есть, Паньков. И серьезный.
- В чем дело-о-о-о? - захрипел уже Паньков и прихлопнул к ноге вдруг забившую крупной дрожью руку. - Ты чё, в натуре, начальник? - И, выдвинув вперед челюсть, ножами выбросил в стороны руки. - Вы чё, цветные? Не доводите до греха!.. Я за базар отвечаю, мля!
- Я тебе крикну, малюточка, басом, - удерживая стальной рукой Панькова, а другой помогая ему одеваться, цедил Шаров. - Ты что, урка недоделанный, еще себе дело шьешь? Не многовато ли на одного?
- Какое дело-о-о-о?.. - свистел Паньков, шаря глазами по темным и как бы переставшим на время дышать койкам. - Никаких делов не знаю!.. Все дела у прокурора, а у нас делишки, по-ал?..
- Как не понять, - спокойно кивал Серега, подталкивая одетого Панькова к выходу. - Конечно, понял - чем старик старуху донял. Не велика наука. А ты, если хочешь, чтоб все в порядке было, иди и не рыпайся. Слушайся старших - худому не научат, родное сердце.
На улице, глянув на торчавшую из-под накинутой фуфайки рубаху согласно плетущегося Панькова, я понял, что тот потому и поднял дым коромыслом, чтобы за него только голос подали. Пожалели и заступились. Но ни у кого в это время почему-то подушка не вертелась в головах, а беспечальному сон всегда бывает сладок.
- Колись, тварь! - впервые за этот обход подал свой торопливый, лающий голос Псарев, едва только вошли в дежурку. - Нам все известно: кто дачку передал, тот и рассказал. И даже объяснение написал. Усек? Так что колись, не то прессовать буду! - Внезапно покрасневшее лицо Псарева кривилось и дергалось.
- Если известно, о чем базар, - не скрывая, ухмыльнулся Паньков, прислонившись к барьеру. - А ты, кусок, заткни фонтан. Тут и без тебя найдутся - постарше да поумнее.
Паньков покрутил тяжелой головой с осоловелыми глазами, смачно крякнул и с достоинством полез за куревом, но накинутая на его квадратные плечи фуфайка скользнула на заплеванный, плохо выкрашенный пол.
- Н-на место, - негромко приказал ей Паньков. - Видишь: народ ждет. А народ уважать требуется. Иначе ему это не по кайфу. - И, как нашкодившей, погрозил валявшейся фуфайке своим крючковатым пальцем.
Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения Псарева: подскочив к Наркому, он неожиданно так ему навесил, что тот, дружески взмахнув руками, упал на зарешеченное окно.
- У-у-у!..- как трансформатор, низко и утробно загудел поднявшийся Паньков и, страшно рявкнув, располовинил свою нательную рубаху. - У-у-у!.. шагнул он к нам - широкоплечий и крутолобый, загородив собой свет. На его конвульсивно дергавшемся животе, плавно перебирая множеством мохнатых фиолетовых лапок, судорожно извивался выколотый отвратительный паук. У-у-у!..
- В сторону! - вдруг выкрикнул Серега Шаров и, коротко выдохнув, принял стойку. - Все с дороги!
Поняв, что Нарком сам на себя плеть свил, я дернулся к Сереге, но было уже поздно, он сделал рукой неуловимое движение. Передо мной брызнула своим высшим и последним накалом ослепительная лампочка, тут же канув в ночь. Черную и беспощадную, где ни встать, ни сесть.
Очнулся я уже на кушетке: спать не сплю и дремать не дремлю. Только голова гудом гудит. Да в непонятном пространстве видится торчащая из-под фуфайки рубаха, которую нестерпимо хочется поправить. Просто взять и помочь человеку, у которого эта рубаха белым шлейфом тянется по полу далеко-далеко...
- А пол-то грязный... - отчетливо шепнул мне кто-то на ухо, и тогда я открыл глаза. Встал и сел, снова встал и сел, ванькой-встанькой. Сила силу-то хоть и ломит, да только сам себя под мышку не подхватишь.
- Молоток, - осторожно похлопывал меня по щекам Серега Шаров, с тревогой заглядывая в самые глаза. - Чудак человек: ну кто же тебя на такой молоток толкал? Так ведь и без головы остаться можно. Ладно хоть в последний момент немного отвел - вскользь пришлось... Слушай, нашел за кого заступаться! Такому только попадись - убьет и не задумается... Как самочувствие-то?..
- Чуть не родил... - усмехнулся я, вроде окончательно приходя в себя и оглядываясь: Псарев подавал мне стакан с чаем. - А где остальные?
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.