Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими - [60]
А китайцы более сдержанные, более осторожные, более тонкие. Так мне кажется. Но что касается выносливости, тут мы схожи.
Вы говорите, китайцы мало читают? Да, это так. Сейчас в Китае уровень жизни повышается. У людей появляется много денег, они становятся богатыми. Они предпочитают тратить деньги на культурные зрелища, чем просто читать книгу. Допустим, они могут купить билеты на балет. Например, сейчас в Китай приехал с представлениями Мариинский театр. Я давно не был в России, не знаю, как теперь там живут молодые люди. Молодые китайцы очень любят пользоваться благами жизни.
Профессор Юра в наше время
В то время, когда мы были преподавателями в Харбине, очень высоко ценились русские книги, особенно в области теории языка. Я очень внимательно, тщательно занимался, читал и сам писал. Каждый день до глубокой ночи готовился к уроку. После урока мы не уходили из класса. Оставались для консультации студентам. Отдельно объясняли им то, что непонятно. Кроме этого надо было ещё заниматься политической работой. (Смеётся.) Рассказывать, что такое любовь, семья и так далее. А сейчас молодые преподаватели русского языка совсем не такие. Вообще не готовятся к уроку. Я подарил несколько очень ценных книг молодым преподавателям, а они их не только не открыли, а вообще куда-то затеряли. Каждое поколение преподавателей хуже, чем предыдущее. В то время атмосфера была дурная, но люди больше ценили учёбу. Молодые преподаватели одновременно и работали, и сами учились. А сейчас, хотя жизнь более лёгкая, преподаватели тратят меньше времени и внимания на изучение языка.
Теперь я уже очень старый. Даже мои ученики давно уже все на пенсии. Им уже семьдесят, даже восемьдесят лет. Раньше я часто приезжал в Хуаши на защиту диссертаций. Когда меня видели, все говорили: «О, наш родоначальник приехал!». (Смеётся.)
В первые годы после выхода на пенсию я продолжал писать статьи — пока зрение не ослабло. Сейчас уже плохо вижу и слышу. Даже трудно читать газету. Могу только просматривать заголовки. Глаза «не работают». Мне трудно ходить, уже много лет поясница болит. Два раза лежал в больнице, не вылечили. Хожу с тростью. Очень редко выхожу на улицу. Медленно передвигаюсь по дому. Могу только смотреть телевизор.
Но я очень доволен нынешней жизнью. У меня очень хорошая пенсия. Мой трудовой стаж начался ещё до 1 октября 1949 года, дня образования КНР, поэтому я — почётный пенсионер. Мне сохранили полный оклад. Когда повышается профессорская зарплата, мне на столько же повышают пенсию.
Всю жизнь, в свободное от преподавания время я писал. Привык писать. Не чувствовал усталости. Мало куда ездил, экскурсии не очень любил. Не стремился к отдыху. Свою жизнь могу описать двумя фразами: жить нужно по правилам; дела делать старательно, внимательно и трудолюбиво.
Профессор подводит нас к книжному шкафу. Он весь уставлен его трудами — громоздкими томами словарей, увесистыми энциклопедиями, объёмными журналами с его статьями. О его биографии лучше говорят работы, чем слова. Профессор тихий человек, «человек в футляре». Да, его жизнь может показаться скучной. Она не блещет внешними событиями, в основном посвящена общению с книгами, а не с людьми. Но разве не сказал кто-то из мудрых: «лучше общаться с мертвыми, чем с живыми», имея в виду чтение древних книг?
Полет бутылки
Каникулы в институте длинные.
Больше двух месяцев. Я провёл их в Москве.
Почти каждый день с кем-то встречался.
Появилось много дел, предложили работу.
Но я снова приехал в Китай.
Что меня тянет сюда?
Почему я возвращаюсь вновь и вновь?
Прошёл ещё один семестр.
Мой знакомый Шамиль сказал, что в последнее время я слишком много ругаю китайцев.
— Это тебя до добра не доведёт, — качал он головой, — закончится нервным срывом.
Как в воду глядел.
Буквально через неделю я сорвался.
В последний день семестра жена решила пригласить студентов к нам домой. Отметить окончание учебного года. Они устроили китайский самовар. Это когда на плитку ставится кастрюля. В ней беспрерывно что-то варится. Говяжьи шарики, потом в тот же навар кидается всякая зелень. Снова и снова. Мяса я не ем. И вообще по природе я аутист. Пока не выпью, общаться с людьми не тянет. Так что я сидел молча, грустно жевал пельмени с овощами. Чем дольше сидел, тем больше хотелось тяпнуть. И я решился. Вышел в магазин за водкой. Вернулся с чекушкой китайской настойки. И заглотил её в один присест. Меня как-то сразу развезло. То ли от жары, то ли с непривычки. Ведь я давно не пил. В Китае пить не с кем. Гости с родины ко мне давно не приезжали. На остров мы уже долго не выбирались — нужно было разгребать накопившиеся в городе дела. Там-то можно гулять и пить на воздухе. А дома какое удовольствие пить в одиночку под неусыпным оком жены?
Вкус травяной настойки оказался невероятно приятен. Недаром китайские мыслители прославляли вино цзю и в прозе, и в стихах. «Цзю» по-китайски вообще любой алкоголь, не только вино. Перевод «вино» здесь весьма условен. Так что пили они всё что ни попадя. Поэты не мыслили встречи с другом, прогулки по речной долине или пути на гору без чарки вина. Вино помогало им раскрепоститься, обрести естественность и слиться с природой. Один из «семи мудрецов бамбуковой рощи», Лю Лин, написал манифест винопития «Хвала благам вина»: «Есть один почтенный учитель, безупречный и благородный господин. Для него небо и земля что день один, вечность что мгновение, солнце и луна что дверь с окном, а весь мир как одна дорога. Ходит без всякого направления и живёт без крыши над головой. От неба укрывается накидкой, а от земли бережётся циновкой. Мысли его свободно текут, всегда доволен жизнью своей. При любых обстоятельствах при нём всегда посуда для питья. Только и делает, что предается пьянству, не знает прочих дел…».
