Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими - [21]

Моя жена тоже преподаёт. За день до меня у неё был урок. Оказалось, она зачем-то научила студентов нехорошим русским словам, ругательствам: «дурак, козел, скотина, сука, идиот». Они старательно записали их в тетради. И решили на мне апробировать новые знания. Но они же не понимают контекста. То, что им кажется вполне нормальным, по-русски прозвучало неожиданно грубо.

На следующий день я надел красивый костюм. Чисто побрился.

Войдя в аудиторию, я сказал:

— Не надо слушать мою жену. Давайте учить другие русские слова. Хорошие, приятные и милые.

Сегодня мы будем учить слова «дружить» и «любить». И ещё запомните: в России вежливым обращением к старшим считается не «ты», а «Вы». Так что не стоит обращаться ко мне на «ты».

И мы снова стали играть.

Я спрашивал, кто кого любит. Кто-то любил маму, кто-то папу, кто-то брата, кто-то сестру.

А одна студентка — на этот раз другая; как и мою жену, её зовут Зоя — снова сидела молча.

— Что с тобой, Зоя, — спросил я, — ты почему молчишь? Ты что, никого не любишь?

Она подняла на меня глаза.

— Нет, — ответила она, — я Вас люблю.

Из огня да в полымя.

То идиотом назовут, а то в любви признаются.

Опять зазвучал звонок.

Я побежал домой.

Рассказал жене.

Та бросилась кричать на меня.

— Бабник! — орала она. — Чем ты там занимаешься? Тебя уволят, как француза!

Надо сказать, что первый пункт моего контракта — «нельзя приударять за студентками». Наверняка, неспроста. Обычно, у кого что болит, тот о том и говорит. Небось, здесь все только и делают, что за студентками волочатся?

А французского профессора действительно на днях уволили.

Он якобы каждый день появлялся за ручку с новой студенткой.

Но я не такой. Я же не идиот, чтобы меня выгнали с работы и лишили зарплаты.

Когда я уехал домой на зимние каникулы, разгневанная жена прислала мне новую фотку из профиля студентки Зои.

Та как раз в день святого Валентина вывесила у себя мою с ней совместную фотографию.

С подписью: «Я не могу тебя забыть».

Профессор Тан > [3]

Мы с женой едем к профессору Тану.

Я буду говорить с ним о книгах.

Книги — это нечто зыбкое и незримое.

То, что вроде есть и чего вроде нет.

За долгие годы жизни в Китае я ни разу не встретил в метро человека с книгой в руках.

Помню, как я радовался, когда у нас на юге появились первые кафе в западном стиле.

Деревянные столы и стулья. Деревянные полы. Книжные шкафы у стен.

Полки усеяны разными книгами. Однажды я взял какую-то из них полистать. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что это не книга, а цельная пластиковая коробка без всяких страниц. Фальшивка, подделка, эрзац.

Мы дожили до времени, когда книги перестали быть предметом чтения.

Они превратились просто в деталь интерьера.

Профессор Тан встречает нас у ворот Южно-Китайского технологического университета. Предлагает пообщаться у него дома. Мы спрашиваем, насколько это удобно.

— Удобно, удобно! — восклицает он.

Я помогаю ему сесть в машину.

Территория кампуса необъятна. Петляем по узким аллеям. Вокруг заросли китайского багрянника, эвкалипты, акации, манго, сосны, пальмы.

Дверь в квартиру нам открывает его супруга.

— Заходите, пожалуйста, — говорит она по-русски почти без акцента.

Квартира профессора чиста и опрятна, что удивительно для университетского общежития.

Даже с налётом шика.

Современная мебель. Кожаные диваны с узорами позолотой.

На стеклянных полках шкафов — фарфоровые статуэтки.

Я с благоговением смотрю на профессора. Я знаю, что он один из самых известных в Китае переводчиков русской литературы. Я благодарен ему за то, что он познакомил китайцев с культурой моей родной страны, поэтому я улыбаюсь, говорю тихо, передвигаюсь по квартире неспешно и аккуратно сажусь на край стула.

Профессор достает стопку карточек с библиографическими описаниями своих публикаций.

Приносит сами книги.

Кладёт на стол связку бананов.

Его жена наливает нам чай.

Профессор начинает рассказ.

Он глух на одно ухо, это единственное, что говорит о его возрасте.

Профессор подвижен и бодр. Весело смотрит на меня сквозь стёкла больших очков.

И смеётся.

Всё время смеётся.

Заливисто и задорно, словно малыш.

Сейчас мне уже восемьдесят шесть лет. Я родился в семье помещика, но изменил своей семье и пошёл доро́гой революции. Вопрос революции очень сложный, понимаете ли. Я верил в коммунизм и социализм. Я родился в провинции Цзянсу, но ушёл из семьи и поехал учиться в Пекин. В партию меня, правда, не приняли из-за происхождения. Отец сидел в тюрьме несколько лет, но его не расстреляли, в конце концов выпустили. Он же был тогда единственным человеком с высшим образованием в нашей деревне и после «культурной революции» стал учителем молодых работников района. Они вместе строили в деревнях так называемую сельскую промышленность, разные фабрики и заводы, их завод по производству стали теперь одно из знаменитых предприятий Китая. А первым директором этого предприятия стал первый ученик моего отца. Отец умер в 1985 году, ему было восемьдесят пять лет.

Нас в семье было четверо детей. Но только я учился в университете. Русского имени у меня нет. Я китаец, не хотел иметь русское имя. (Смеётся.) А у моей жены есть. Её зовут Люся. Меня зовут профессор Тан.