Вольная - [5]

Его это вроде бы вполне устроило — Рашед-тайфа выразительно похлопал по бортику фонтана, оставив на драгоценном мраморе капельки воды, и велел:

— Садись. Поговори со мной.

Я растерянно хлопнула ресницами — что, может, все-таки рассказать сказку, оборвав на самом интересном месте с первым лучом солнца? — но проглотила язвительное замечание и, неблаговоспитанно задрав полы своего одеяния выше колен, уселась куда велено. Даже босые ноги в чашу фонтана опустила — разве что болтать ими в воде, как сам господин, не стала: так вальяжно и лениво, как у него, у меня все равно не вышло бы.

Рашед-тайфа проводил одобрительным взглядом мои щиколотки (я с трудом подавила внезапное желание вернуть подол на место) и, не дождавшись от меня инициативы и наводящих вопросов, заговорил сам:

— Судя по тому, что ты сидела в клетке у Тахира, ты либо слабее мага, который создает для него свитки, либо не владеешь магией вовсе, — спокойно констатировал он и уперся ладонями в бортик, ссутулившись. Капельки воды устремились вниз по его спине, потревоженные движением, и я не без труда заставила себя не провожать их взглядом. — Такая, как ты, не могла оказаться у него законным путем, значит, ты сопротивлялась, но не справилась с ним… не хочешь рассказать, что произошло?

Я недоверчиво покосилась на тайфу. Еще пару часов назад я и мечтать не смела о том, чтобы мне позволили объяснить, что произошла чудовищная ошибка, — и теперь шанс рассказать обо всем не вызывал ничего, кроме самых абсурдных подозрений.

Господа не интересуются историями жизни невольниц. Их покупают вовсе не для долгих разговоров под луной.

Особенно — таких дешевых и потенциально опасных, как я.

— Только не говори, что мне придется идти за халатом, чтобы к тебе вернулся дар речи, — досадливо поморщился тайфа, по-своему истолковав заминку. — Или тебя так смущает твой новый статус? Я не собираюсь брать тебя против воли.

— И на том спасибо, — вырвалось у меня с каким-то дурацким вздохом облегчения, и я с некоторым удивлением осознала, что до этих его слов постоянно держала плечи напряженными.

— Все-таки не немая? — усмехнулся Рашед-тайфа. — Значит, можешь поведать, как тебя угораздило?

Наплевав на все наставления смотрителя гарема, я ссутулилась и потерла руками лицо. Рассказчицей я и так была неважной, а сейчас мысли и вовсе бестолково метались в голове, не давая выстроить последовательность событий.

— Могу, — невнятно пробурчала я сквозь ладони, — только вы мне все равно не поверите.

— Удиви меня, — предложил Рашед-тайфа, так вдумчиво изучая серебристые отблески лунного света на воде, словно к нему каждый вечер приводили контрабандных арсаниек и ему это порядком надоело.

Я наградила его хмурым взглядом.

От него за дневной переход разило потомственным дворянством. Эту раздражающе спокойную уверенность в собственном праве и исключительности ни с чем не спутать и никак не подделать. Она говорила о нем даже больше, чем холеное тело — не мускулистое и рельефное, как у янычаров, а просто подтянутое, как у человека, который привык завершать день плаванием, не слишком, впрочем, утруждаясь, — или руки, никогда не знавшие тяжелой работы. Тайфа вел такую же жизнь, как его отец и дед до него, и я с трудом представляла, чтобы кто-то вроде него проникся моей историей.

Но попытаться, наверное, все-таки стоило.

— Возможно, до моего господина доходили слухи о контрабанде рабов из Свободных Княжеств? — как я ни старалась, «мой господин» прозвучало с нескрываемой издевкой, и я поспешила перейти к главному. — Контрабанда подрывает дозволенную торговлю рабами с Синей пустыней и порочит мирный договор с княжествами, запретивший Суранской империи захватывать рабов за пределами своей территории.

— Доходили, — отозвался он, с царственным равнодушием проигнорировав непочтительные интонации, и впервые посмотрел мне в лицо. — Почему, ты думаешь, я остановил выбор на тебе?

Улыбка у него вышла широкой и искренней: зеленовато-карие глаза сощурились, собрав в уголках веера смешливых морщинок, губы изогнулись легко и плавно, открывая обаятельную ямочку — почему-то только на левой щеке. Я уставилась на нее с какой-то завороженной недоверчивостью — и ляпнула совершенно не то, что собиралась, и уж точно не то, что должна была.

— Быть может, потому, что у господина утонченный вкус?

Смеялся «господин» так же, как и улыбался — целиком отдаваясь процессу, запрокинув голову и расправив подрагивающие от хохота плечи, и в этом тоже было что-то настолько завораживающее, что я никак не могла отвести глаз.

— Во всяком случае, я точно не прогадал, — отсмеявшись, заметил Рашед-тайфа и подался вперед, не скрывая интереса — такого же искреннего и всепоглощающего, как и его веселье — мгновением назад.

Я приободрилась и продолжила:

— Наш султан, долгих лет правления ему под этим небом и всеми грядущими, обеспокоился и приказал своим янычарам разузнать, кто поставляет рабов из Свободных Княжеств, и казнить всех виновных. Но оказалось, что все рабы из контрабандных партий попадают в Суранскую империю только после воздействия каким-то странным двухступенчатым заклинанием: они не могут рассказать, кто и где захватил их, не называют своих имен и родственников и не поддаются поисковым свиткам. Выявить удалось только работорговцев-перекупщиков, которые не гнушались перепродавать незаконный товар. Но они ничего не решали и не знали: им только поставляли одноразовые свитки со второй ступенью нового заклинания — его прозвали «черным забвением» — и рабов, на которых следовало эти свитки израсходовать. Можно было, конечно, казнить нечистых на руку работорговцев, но тогда настоящие захватчики остались бы безнаказанными — а султан пожелал видеть головы всех виновных.