Я мрачно скривила губы. Сидела бы я здесь, если бы владела магией на том же уровне, что и Тахир-ага, как же!
То есть сидела бы, конечно, — за игру в невинную жертву мне обещали неплохо заплатить. Но одновременно с этим обещали вызволить меня не позднее полудня, и моя вера в твердое слово чорваджи-баши Сабира пошатнулась еще два часа назад. Вместе с верой в человечество в целом.
Доверенный слуга тайфы ничуть не исправил положения дел. Его беспокойство о моем размещении оказалось всего лишь началом торгов: об одаренности арсаниек он вспомнил исключительно потому, что собирался убедить Тахира-агу, что оставлять меня в лавке попросту опасно для самого хозяина, и срочно продать меня Рашеду-тайфе — лучшее решение, до которого только мог додуматься любой здравомыслящий человек. Уж тайфа-то сможет за себя постоять!
Наученная горьким опытом, встревать в разговор я даже не пыталась — молча слушала, как моя цена постепенно снижается, и с нездоровой отстраненностью размышляла о том, сможет ли вероломный чорваджи-баши выкупить меня у нового хозяина — или все-таки придется изобретать способ сбежать из чужого дворца?
Вот где магия пригодилась бы.
— Выходи, — старательно скрывая раздражение, велел Тахир-ага и с надсадным скрипом распахнул дверцу в решетке рабского загона. — Живей, живей!
С некоторой досадой отметив, что прослушала, какую цену за меня дал Рашед-тайфа, я выбралась из своего угла и выглянула в парадную часть лавки. Перепуганные девицы из последней партии провожали меня такими сочувственными взглядами, словно догадывались, что у Тахира-аги я оказалась вовсе не случайно и надеялась дождаться подмоги, а теперь моя судьба — под большим вопросом.
Слуга схватил меня за подбородок, заставив приподнять голову, и повертел ею из стороны в сторону. Я стиснула зубы. Ошейник так сильно натирал кожу, что от движения у меня едва искры из глаз не посыпались, а открывать рот сейчас было себе дороже: Тахир-ага будто бы невзначай коснулся плетки на поясе и принялся уверять слушателей — и заинтересованных, и невольных — в моих бесчисленных достоинствах, из которых четвертью часа ранее не признал бы ни одного. Рашед-тайфа явно пропускал его слова мимо ушей.
Мудро с его стороны, если задуматься.
Доверенный слуга следовал примеру господина: с почтительным равнодушием игнорируя речи работорговца, деловито осмотрел меня с ног до головы — разве что под робу заглядывать не рискнул, за что я втайне была ему благодарна. Впрочем, он живо поумерил мою благодарность, небрежно бросив Тахиру-аге тощий бархатный кошель, чье содержимое явно ценилось ниже ткани, из которого его сшили.
Как же, торговца уберегли от смертельной угрозы — связанной девицы в ошейнике! Странно, что Тахира-агу еще не заставили самого приплатить за избавление от этакой напасти…
Снаружи Рашеда-тайфу терпеливо ожидали еще четверо мужчин с внушительными свитками наготове. Вид потрескивающей от заклинаний бумаги заставлял толпу держаться на почтительном расстоянии не только от господского молоха в роскошной золоченой сбруе, но и от лавки вообще, и до меня начало с некоторым опозданием доходить, что всего влияния чорваджи-баши может не хватить даже для того, чтобы получить аудиенцию у моего нового владельца. Что уж говорить о выкупе?..
— Доставь ее во дворец, — не оборачиваясь, велел Рашед-тайфа, ласково погладил ящерицу промеж длинных шипов на голове и вскочил в седло. — Вечером приведешь в мои покои.
Должно быть, меня передернуло слишком заметно, потому что доверенный слуга немедленно схватился за ошейник, и я поперхнулась собственными возражениями.
Когда я отдышалась и сморгнула выступившие слезы, молох уже размеренно плелся мимо арки базарных ворот, сопровождаемый двумя янычарами с защитными свитками в руках. Еще двое терпеливо дожидались, когда же доверенный слуга перестанет жалеть экзальтированную девицу и позволит отконвоировать всех ко дворцу.
Я оценила их неподкупные физиономии. Если в это мгновение чорваджи-баши Сабира не одолела сильнейшая икота, то на свете определенно не было никакой справедливости.
Прим. авт.:
Чорваджи-баши — командир пола янычар. Янычары были регулярной пехотой вооруженных сил, но могли выполнять функции городской полиции, служить в личной охране верховного правителя или в гарнизонах.
Саклаби — раб-иностранец.
Джеллаба — традиционная одежда, представляющая собой халат с капюшоном и длинными пышными рукавами.
Шербет — фруктовый прохладительный напиток.