Волки на переломе зимы - [110]

– Морфенкиндеры! – продолжал Маргон. – Милости просим.

И из темноты появилось еще несколько фигур в мантиях с капюшонами. Ройбен ясно разглядел лицо Хокана, лицо Фионы и несколько фигур поменьше; судя по женственным очертаниям, это должны были быть Беренайси, Кэтрин, Хелена, Дорчелла и Клэрис. Они по очереди вступали в расширявшийся круг.

– Пейте! – призвал Маргон.

И все сошлись к котлу, погрузили в бурлящее варево инкрустированные рога, а затем, отступив, принялись пить глоток за глотком. Питье было нагрето как раз в меру: чтобы зажечь огонь в глотке и в сердце – чтобы воспламенить связи в мозгу.

Потом они снова наполнили рога и снова выпили.

Внезапно Ройбен зашатался, начал падать, и Феликс, стоявший справа, быстро поддержал его. Голова Ройбена кружилась, он неожиданно для самого себя негромко рассмеялся. Лаура, сверкнув глазами, улыбнулась ему. Она поднесла к губам сияющий рог. Она произнесла его имя.

– Сейчас не время слов, привычных для рода человеческого, – для стихов или проповедей, – кричал Маргон. – Мы собрались вовсе не для слов. Потому что все мы знаем все слова. Но как же оплакать потерю Маррока, не произнося его имя?

– Маррок! – закричал Феликс. И, шагнув к котлу, он погрузил туда рог и выпил.

– Маррок! – произнес Сергей. – Старый друг, дорогой друг.

И все, один за другим, сделали то же самое. В конце концов очередь дошла до Ройбена, и ему пришлось тоже наполнить рог и произнести имя убитого им морфенкинда.

– Маррок, прости меня! – крикнул он. И услышал откликнувшийся, словно эхо, голос Лауры:

– Маррок, прости меня.

Сергей снова зарычал, и теперь к нему присоединились Тибо с Фрэнком и с секундным отставанием Маргон.

– Маррок, этой ночью мы будем танцевать в твою честь, – крикнул Сергей. – Мы не знаем, куда ты ушел – во тьму или в свет. Мы приветствуем тебя.

– А теперь, – прокричал Феликс, – мы с радостью приветствуем наших юных соплеменников – Стюарта, Лауру, Ройбена. Это ваша ночь, мои юные друзья, ваша первая Модранехт в нашем кругу!

На сей раз все собравшиеся ответили ему дружным, пусть и нестройным, хором.

Мантии полетели наземь. Обнаженный Феликс воздел руки и в мгновение ока сделался Человеком-волком. Лаура напротив Ройбена так же восстала в наготе, сверкнув белизной; поднимавшийся над котлом парок нисколько не мешал разглядеть ее прекрасную грудь. Сергей и Тибо, стоявшие по обе стороны от нее, стремительно обрастали волчьей шерстью.

Ройбен громко и страшно ахнул. На него накатывалась волна желания, подхваченного раскрепощенностью от опьянения.

Мантия упала к его ногам, и он сразу же взбодрился от холодного воздуха.

Все вокруг менялись. Никто уже не пытался сдержать вой. Музыка превратилась в оглушительный грохот. Ледяные мурашки пробежали сначала по лицу и голове Ройбена, затем распространились на туловище и конечности, мышцы пронзила мгновенная боль, с какой они всегда обретали новую мощь и упругость.

Но видел он одну только Лауру, как будто во всей изумительно бескрайней вселенной не было никого, кроме Лауры, как будто трансформация Лауры была и его трансформацией.

Ройбена охватил ужас, такой же кошмарный, как в тот раз, когда он еще мальчиком увидел фотографию полового органа взрослой женщины; эти восхитительные и ужасные тайные уста – набухшие, влажные, прячущиеся за тонкой вуалью спутанных волос, – ужасные, как лик Медузы, завораживали его и грозили превратить его в камень. Но он не мог оторвать взгляда от Лауры.

Он видел, как темно-серая шерсть стремительно выросла на ее темени – одновременно то же самое началось и с ним, – как шерсть покрыла ее плечи, тогда же, когда на нем выросла пышная грива. Он видел, как тонкий сияющий пушок покрывал ее щеки и верхнюю губу, как ее рот превратился в такую же, как у него, черную, шелковистую полосу, как густой звериный мех закрыл ее груди, полностью спрятав от взгляда соски.

Окаменев, он смотрел в глаза Лауры, пылавшие тусклым огнем с массивной звериной морды, и видел, как она резко прибавила в росте, как подняла над головой мощные волчьи лапы, откуда к небу тянулись острые когти.

В нем пульсировали страх и вожделение, сводившие его с ума куда сильнее, чем запах кабанов, или гром ударных, или оглушительно визжавшие скрипки и дудки Лесных джентри.

Но тут в группе напротив него началось движение. Лаура поменялась местами сначала с Тибо, затем с Хоканом, затем с Сергеем, затем с кем-то еще, еще и, наконец, оказалась рядом с Ройбеном.

Он потянулся к ней, сжал в клыкастых лапах волчью маску, в которую превратилось ее лицо, и уставился в глаза, он смотрел и смотрел, стремясь постичь всю тайну чудовищного лица, которое видел перед собой, лица, покрытого серой шерстью, лица со сверкающими зубами, исполненного для него жутковатой красоты.

Она же внезапно обхватила его мощными – на удивление мощными – лапами, и он тоже обнял ее, прижался раскрытой пастью к ее рту, просунул язык между ее зубами. Они слились воедино, двое в непроницаемом покрове и наготе волчьих шкур, а все остальные вокруг выкрикивали их имена:

– Лаура! Ройбен! Лаура! Ройбен!

Музыка сделалась тише, перешла в явно танцевальный ритм, и в пляшущем зареве костра Ройбен увидел, что вокруг собираются Лесные джентри, Элтрам и другие, с длинными гирляндами из плюща и каких-то цветущих лоз, которыми они увенчали Ройбена и Лауру, просто обмотав их этими гирляндами. Откуда-то сверху на них посыпались лепестки. Белые, и желтые, и розовые лепестки – лепестки цветков кизила, роз, хрупкие, чуть помятые лепестки диких цветов. А Лесные джентри теснились вокруг и покрывали их едва ощутимыми, воздушными поцелуями, поцелуями, от которых оставался только цветочный аромат.