Волки - [16]

Гога молча слушал, потом, словно очнувшись от сна, тихо сказал:

— Моя вина, Савва, я когда-то случайно сказал, что цыгане не выдают никого, вот он и кинулся в табор искать защиты.

— При чем здесь ты? — Савва на мгновение замолчал и снова продолжил: — Человек в такие минуты за любую соломинку хватается, жизнь ему надо спасти. Ты — сказал, он — сделал. Вижу я, человек он хороший, не способен на подлые дела. И предать не способен, а вот его предавали. Защити его, прошу тебя.

— Сделаю, — сказал Гога, — не сомневайся. — И он быстро вышел из комнаты.

Дождь лил не переставая. Было такое чувство, что природа собиралась выплеснуть на провинившийся в чем-то город всю накопившуюся у нее влагу. И заодно вымыть его, убрав с улиц огромное количество грязи. Дома как-то съежились и даже посерели.

Цыгане почему-то приехали на набережную, и это удивило Митю. Конечно, он подозревал, что Бамбай приглашал его не на благотворительный вечер, но все еще не мог взять в толк, какая же роль ему отведена и что, собственно говоря, предстоит сделать. Остановили машины неподалеку от плавно покачивавшегося на маленьких волнах двухэтажного теплохода, из окон которого доносилась громкая музыка.

«Как это я не догадался? — подумал Митя. — Ведь в этих теплоходах сейчас рестораны. Наверное, они взяли меня на гулянку».

Но он ошибся. В этом теплоходе было казино.

— Добрались, — сказал Бамбай и, приоткрыв дверь, выскочил наружу.

Все стали вылезать следом за ним. Дождь полил еще сильнее. Место было открытым, и спрятаться было некуда.

— Давайте живее в кабак, — крикнул Бамбай и побежал к теплоходу.

Цыгане кинулись за ним. Митя замешкался.

— Чего возишься? — поторопил Бамбай, — побыстрее…

— Чего не предупредил? — отчего-то повеселел Митя. — Я бы получше оделся.

— Хватит болтать, делай что говорю, — крикнул Бамбай и через минуту уже спускался по сходням, ведущим на нижнюю палубу. Митя не отставал.

Ресторанный зал был полон. Публика сразу же обратила внимание на вошедших цыган, но, решив, что это, конечно же, артисты, вернулась к прежним своим занятиям: вновь звучали тосты, возбужденно разговаривали женщины, обнимали своих приятельниц мужчины. Все были навеселе. Только метрдотель сразу же почуял неладное и кинулся к телефону, но был перехвачен одним из цыган:

— Ты куда?

— Да надо мне…

— Постоишь здесь, а шевельнешься, голову снесу.

И метр притих.

— Вот что, господа уважаемые, — начал Бамбай, — отвлекитесь ненадолго от гульбы, потом допьете и догуляете. Деньги на стол, да поживей, и не балуйте, если хотите живыми остаться.

Все разом стихло. Посетители стали испуганно выкладывать деньги, кольца, драгоценности.

Митя вошел в зал последним и, увидев эту сцену, понял, что назад дороги уже нет, и теперь он стал соучастником самого что ни на есть обычного ограбления. В это мгновение Бамбай и передал ему пистолет, крикнув:

— Постереги, я пойду по столам! — И отправился собирать деньги.

Сразу же возникла накладка. Едва державшийся на ногах важный господин стал возмущаться:

— Нет, позволь, ты что это здесь командуешь, я тебе…

Бамбай ударил его наотмашь ребром ладони, и господин тотчас затих. Публика просто оцепенела от страха. Никто и не собирался противиться нападению. Все, может быть, и окончилось бы обычным грабежом, если бы в дверях не возник странный субъект. Это был нелепо одетый, развязный парень. Возник он как хозяин, и все, кто еще совсем недавно испуганно притих, начали оживать. Казалось, вот появился этот парень в вызывающем оранжевом пиджаке и уж он-то поставит все на свои места: и веселье будет продолжаться, и нападение окажется всего лишь сном.

— Что тут происходит? — спросил парень.

Ему никто не ответил, и тогда «хозяин» обратился к Бамбаю.

— Ты чего здесь болтаешься, цыган, кто тебя звал?

Если бы не прозвучало это оскорбительное «цыган», все, может, еще и кончилось бы миром. Но Бамбай просто не мог этого вынести.

— Вали отсюда… — крикнул он, — хотя нет, погоди, выкладывай бабки, а потом пойдешь.

Парень в оранжевом пиджаке сделал обманное движение, и, когда Бамбай приблизился к нему, вышиб у него пистолет. Потом, подхватив оружие с пола, скомандовал:

— А ну, черные, ложись на пол!

Все дальнейшее происходило как в тумане. Митя просто не понимал, откуда у него взялась эта ярость. Оскорбление «черные» подействовало на Митю как катализатор: он почувствовал полную свою отрешенность от времени, в котором находился. Митя кинулся на парня, сбил его на пол, потом начал избивать, да так, что цыгане еле оторвали его. Парень в оранжевом пиджаке перестал стонать и затих.

— Сука, — сказал Митя, — я таких часто встречал, за людей нас не считают.

И тут Бамбай впервые улыбнулся.

— Я не ошибся в тебе, — крикнул он, — я не ошибся в тебе, морэ, ты — наш!

Митя ничего ему не ответил, неожиданно повернулся и снова кинулся к лежащему на полу парню в оранжевом пиджаке. Цыгане перехватили его на полпути. Митю вдруг охватила жажда убийства. Ему хотелось растерзать этого червяка, втоптать его в пол, чтобы он мучился и корчился от боли.

— Хватит, уходим, — крикнул Бамбай, и цыгане, подхватив Митю, кинулись к выходу на лестницу.