– Значит, волков хотите? – Он долго и пристально оглядывал всех. – А вы спросили, они вообще есть? Вы их, где видели последний раз?
И, подойдя вплотную к Ивану Матюхину, тихо сказал
– Побыстренькому захотелось деньжат срубить!? На бухло заработать? Что, твоя Катерина конкретно прижала?
И уже с ненавистью оглянулся на деда. Тот, увидев этот взгляд, стал перебирать ногами, продвигаясь к выходу.
– Фёдор Кузьмич, – начал многозначительно Матвей Степаныч, – давай обойдёмся без лишних разговоров. Постановление оттуда, – он поднял палец вверх, – поэтому хочешь ты иди не хочешь, а придётся выполнять. Извини, Фёдор, но это твоя работа.
– Ладно, раз без лишних разговоров, тогда давайте приходите завтра, с утречка.
– Вот это другой разговор, Кузьмич. Чего брать с собой-то? – с заискивающей улыбкой спросил дед Василий.
– Ничего не надо. Сами приходите. Надо просто пока разработать план охоты, подумать, что да как.
Наконец, за последним закрылась дверь. Кузьмич стоял и смотрел им вслед.
«Придётся отдать им эту стаю… – думал Кузьмич. – Иначе можно и работы лишиться. С начальством не поспоришь. Где тут потом работу найдёшь. Уже нарывался раньше. Предупредили конкретно. Жалко стаю».
Где-то глубоко в душе кто-то говорил: «Ты предатель!!!»
К этой стае, которую он обнаружил там, в лесу, далеко-далеко, Кузьмич питал особую симпатию. Может, потому, что она единственная, уцелевшая от многочисленных облав. Он был недавно там, видел эту стаю, знал, что именно у этой матёрой волчицы дед Василий забрал весь выводок. «И как только этот старый пень, нашёл? Ведь это чёрт знает где! Что и говорить, опытный охотник».
Кузьмич хлопотал во дворе по хозяйству, продолжая думать:
«По-моему там трое пришлых, значит, всего, получается, стая состоит из одиннадцати особей. Охотников маловато, флажковать не получится».
Кузьмич вспомнил песню Высоцкого и стал бубнить её себе под нос:
– Рвусь из сил, и из всех сухожилий,
Но сегодня опять как вчера,
Обложили меня, обложили, гонят весело на номера.
Из-за елей хлопочут двустволки,
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превращаясь в живую мишень.
Зайдя, домой, он сел чистить картошку, продолжая бубнить песню:
– Идёт охота на волков, идёт охота.
На серых хищников, матёрых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты…
«Кстати, а где Альма? Что-то я её не видел сегодня».
Кузьмич вышел и позвал её. Прошёлся, ещё позвал.
«Нет, нету нигде».
Вспомнил про рысь:
«Точно, побежала за Бертой».
Он чертыхнулся. Зашел домой, поставил картошку на огонь и подбросил дров в печку. Дверь шифоньера скрипуче открылась, на ней сидел ворон. Он, наконец, подал голос, громко каркнув.
– А, Гаврюша… Я про тебя забыл, извини, старичок, сейчас покормлю.
– Понимаешь, Гаврила, Берта убежала, а за ней, наверно, и Альма. Очень переживаю, где они и как? Скоро ночь, – жаловался ворону Кузьмич, кормя его размороженным кусочком мяса недавно сдохшего кролика. (Он специально держал такое мясо, не выкидывал. Надо же животинок, как-то и чем-то кормить). Тут ещё эти охотнички с этим чёртовым постановлением, мать их! Неймётся всё им. С печки спрыгнул Бакс, услышав запах мяса, замурлыкал и стал тереться о ноги.
– А-а-а, бродяга, – он нарезал немного мяса и ему.
За окном уже стемнело. Кузьмич сидел за столом и ужинал варёной картошкой с солёной капустой, глядя на полуоткрытую дверцу в печке, где горел огонь. Ворон слетел к нему и ходил, громко стуча клювом об стол. Кузьмич протянул ему капусту, тот взял и, подойдя на край стола, скинул её на пол. Бакс подошел, понюхал, что там упало, фыркнул и отправился к себе на печку.
– Что, не нравится? Мясо лучше? Ишь вы. Что бы понимали!
Гаврюша каркнул и встряхнулся.
– Вот ты понимаешь всё. Ты у меня молодчина. Жаль вот, что крыло у тебя не работает, летал бы там сейчас на свободе, высоко-высоко над лесом, а так приходится вот тут со мной куковать.
Ворон смотрел внимательно на Кузьмича, наклоняя голову то влево, то вправо.
– А мне, как ни крути, нужна привада для волков, и не кролик, а что-то побольше, надо подольше удержать стаю на одном месте.
Кузьмич набрал номер телефона. На том конце отозвался сонный голос:
– Да, слушаю. Кто это?
– Это я, Кузьмич, егерь с заказника. Матвей Степанович, я тут подумал: как ни крути, нужна привада, без неё никак. Флажковать – людей маловато. Так что давай тоже думай.
– Хорошо, Фёдор Кузьмич, я подумаю и тебе завтра утром позвоню.
– Вот так, – обращаясь к ворону, говорил Кузьмич, – пусть не только у меня одного голова болит.
Он слазил в погреб, вытащил оттуда бутылочку сливовой наливки, аккуратно вытер её, открыл, понюхал: Аромат был отменный. Налил в стакан и маленькими глоточками, ощущая весь аромат вина, пил наслаждаясь.
– Это вам не самогонка! Да, Гаврила?
Ворон протяжно каркнул.
– Понимаешь, да? Ты всё понимаешь. Ты всё знаешь.
Он налил ещё наливочки и потихонечку, оттопырив мизинец, пил маленькими глотками, причмокивая.
– Эх, был бы вертолёт или вездеход. Но придётся на моём «уазике». Сколько сдюжит, а там на своих двоих. Снега, наверное, много будет.
Он выглянул в окно: там шёл снег. Ветра не было, и снежинки легко кружась, опускались на землю. Кузьмич задёрнул занавеску. Хотел включить телевизор, но вспомнил, что всё-таки забыл слазить на крышу поправить антенну. Он вздохнул, подбросил дров в печку и вышел покурить на крыльцо. Мороз сразу защекотал в носу. «Крепчает морозец». Затушил сигарету, зашел в хату, разделся, выключил свет, сбросил с кровати кота и лёг спать.
