Волк за волком - [50]
Никто не хочет умирать.
Но что тогда сказала медсестра? Иногда людям приходится умирать, чтобы сделать мир лучше. Кому-то надо это сделать.
Еще один выстрел. Такой тихий по сравнению с предыдущими. Но такой оглушающий.
Жертва. На благо народа.
Что-то горькое и сероватое заполнило полость ее рта. Графит. Она прокусила карандаш насквозь.
Яэль не могла его выплюнуть. Не могла двигаться, в то время как эссесовцы уносили вдаль два тело. Толпа вокруг них буквально рычала. Рычала. Рычала. Рычала. А потом звуки исчезли. Картинка исчезла.
Она так и смотрела на пустой экран, когда Генрика зашла в комнату. Женщина насупила брови.
— Что случилось? Он сломался?
Впервые за все время ее пребывания здесь Генрика выключила телевизор.
В тот день перед Рейхстагом была смерть (16 мая 1952 года). Но погиб не Фюрер. Три пули (хотя Рейх сообщил, что их было четыре, для пущего эффекта) + лучшие арийские врачи в Германии = спасенная жизнь.
Это не математика, но понять от этого было не легче. Голова Яэль плыла каждый раз, когда она пыталась об этом думать. Аарон-Клаус погиб, а мир так и не изменился.
Нет, это была не правда. Он изменился. Появились комендантские часы. Страх разоблачения (который раньше был лишь отдаленным), теперь накрыл их всех. Совершались аресты, сообщал Рейниджер. Большинство из них на публику, не имели никакого отношения к самому сопротивлению. Необходимые козлы отпущения, пожертвованные из-за потребности Фюрера отомстить.
Гестапо сфотографировало мертвое лицо Аарона-Клауса и расклеило по всему городу. Его показывали по Рейхссендеру и печатали в газетах.
Это было лишь делом времени, пока кто-то его узнает. А потом по следам они доберутся до штаб-квартиры. Поэтому члены сопротивления собрали вещи, уложив их в пустые бочки (коробки выглядели бы слишком подозрительно), и переехали под другой пивной бар. Генрика опустошила свой кабинет, укладывая кипы различным бумаг, папок и старых переводов. Она сняла со стены карту одним яростным движением. Флажки взлетели в воздух: А1, Л52, Р31… сотни приземлились на пол.
Яэль подобрала их. Когда она нашла кнопку, на которой был закреплен флажок Аарона-Клауса (К15), она сунула его себе в карман. Кнопка смешалась с самой маленькой куклой. В глазах были слезы, а сердце горело огнем. Он был новым, и в то же время таким знакомым.
Они так и оставили телевизор выключенным. Одинокий одноглазый предмет в углу комнаты.
— Тебе придется его оставить, — сказал Рейниджер Генрике. — Глупый, глупый мальчик.
Генрика тоже плакала.
— Не надо так говорить о мертвых.
— Он просто хотел изменить мир, — Яэль выпалила слова, понимая, как знакомо они звучат. Изменить.
Ты все изменишь. Не Аарон-Клаус.
Если бы она только вспомнила. Если бы сказала ему. Если бы не пыталась быть нормальной, скрыть монстра внутри…
Лицо Рейниджера оцепенело.
— Единственное, что он изменил, это наши шансы на успешную операцию. Мы были так близко. До Валькирии оставалось несколько недель. Клаус все сорвал. СС и Гестапо устроили охоту на ведьм. Я приказал всем союзникам затаиться, но я понятия не имею, как долго это продлится.
— Мы выждем, — прошептала Генрика. — А потом попробуем заново.
— Другого шанса может не быть, — со вздохом сказал генерал Нацистов. — На его жизнь покушались слишком часто. Фюрер решил свести публичные появления к минимуму. Речи он будет произность через Рейхссендер. Даже если и появится вновь на публике, его будет окружать безмерное количество охраны. Мы не подберемся.
— Что насчет близкого круга? Есть среди них наши люди?
Рейниджер покачал головой.
— Все, кто проявлял малейшие признаки сомнения или слабости, были отосланы подальше после первой Валькирии. Фюрер подпускает только самых преданных. Только тех, кто готов за него умереть. Никто из сопротивления не смог завоевать такого доверия.
Генрика уставилась на потухший экран телевизора, такой же мертвый и стеклянный, как и ее глаза.
— Должен быть другой способ.
— Для того, о чем мы помышляем, Генрика, нам понадобится двойник, — Рейниджер снова покачал головой. — Прости, но все кончено.
Руки Яэль были засунуты в карманы свитера, а пальцы сжимали самую маленькую куклу и кнопку от флажка Аарона-Клауса. Ее острый конец впился в ее ладонь. Она знала, что пойдет кровь, но ей было плевать. Она была занята другой болью. Все накатило с новой силой…
Избрана ангелом другого порядка.
Отмечена буквой Х.
Ты особенная. Ты можешь выжить. Ты изменишь порядок.
Монстр. Монстр. Монстр.
Кто-то должен это сделать.
— ПРОСНИСЬ СЕЙЧАС САМОЕ ВРЕМЯ—
Речь уже шла не о выживании или нормальности. Все вело к этому.
— Я, — сказала Яэль. — Я могу это сделать.
Вся боль, такая свежая, такая злая, такая старая, теперь проснулась. Яэль взяла ее всю и провела сквозь кости. Закрыла глаза и подумала о Валькирии.
— ПОЗВОЛЬ ИМ УВИДЕТЬ—
Она раскрыла им свою величайшую тайну. Величайший стыд.
Трансформацию.
ГЛАВА 20 (СЕЙЧАС)
21 МАРТА, 1956
КПП БАГДАД
КИЛОМЕТР 7250
Багдад, город, который на самом деле не был настоящим городом. Больше не был. Его границы сохраняли в себе лишь воспоминания о былом величии, на окраинах стояли опустошенные дома с разбитыми окнами. Мечети были полностью разрушены. Их стены с мозаиками пылились на земле. Башни, призывающие к молитве и направляющие блуждающий взор к Господу, теперь указывали лишь в пустое, утомленное небо.
