Волк в овчарне - [46]

убежище и помощь – лат.) у моего знаменитого приятеля, брата иоаннита на мальтийском острове Гозо, куда всех вас от всего сердца приглашаю и с нетерпением высматриваю в порту Рабат. Твой Гвидо.

Радость по причине слов моего учителя была столь громадна, что я не обратил внимания на элемент, который должен был меня удивить, во всяком случае – предостеречь. Так вот, как я написал ранее, никто не знал настоящего имени il dottore – сам же он, очутившись в ситуации, когда полнейшая безымянность была невозможной, пользовался различными именами, причем "Гвидо" было зарезервировано для тех, кому он отвечал с недовольством и уж явно не стремился к встрече.

Как же я сразу мог этого не заметить?

Ведь мог же.

Через четыре дня, на борту галеры мы отправились на Мальту, где в Ла Валетте находится превосходный естественный порт, откуда уже на местной лодке мы поплыли на Гозо, проходя мимо безлюдного островка Комино, и вошли в порт, по-басурмански называемый Рабатом, в то время как местные на своем редчайшем языке эту пристань называют Мгарр.

Время выздоровления в соединении с письмом Учителя привело к тому, что чувствовали мы превосходно, а гнетущее чувство, сопровождавшее нас с момента уничтожения Лабиринта, как будто бы ушло. Вместе с Алонсо мы планировали воспроизвести по памяти те картины из подземелья, чтобы они могли служить людям в дальнейшем самосовершенствовании; думал я и о том, чтобы заинтересовать алхимическую братию каменным oleum и найти способ его применения. Задумывались мы и над тем, чтобы вернуться в Лабиринт с большей экспедицией. Да, зал с фресками был уничтожен, но, кто знает, не сохранились ли иные части Дворца Сокровищ, снабженные еще более чудесными изобретениями предыдущей цивилизации.

- Если бы нам удалось это совершить, мы покрыли бы себя славой, а наши имена навечно вошли бы в сокровищницу истории, - размечтался Ибаньес.

Рабат, собственно говоря, рыбацкой деревушкой и, если не считать сторожевой башни и церкви, никак не походил на место, в котором мог бы себя замечательно чувствовать мудрец масштаба il dottore.

Я рассчитывал на то, что он сам выйдет нам навстречу, возможно, вышлет Магога, но после схождения с трапа к нам подошло двое мужчин в одеждах служебных братьев, с мальтийскими крестами на плащах и, низко кланяясь, они пригласили нас в коляску. Когда я спросил об Учителе, они ответили, что il dottore ожидает нас в доме. Вместе с Алонсо мы уселись в экипаж, высматривая Гога, но не видели его от самой Ла Валетты и считали, будто бы он спит где-то под палубой.

- Ничего, сам справится, - сказал на это Алонсо.

Один из мальтийских братьев с квадратным лицом простолюдина уселся на козлы, второй, с треугольным лисьим лицом, к которому приклеилась широкая, дружеская улыбка, остался вместе с нами в повозке, открыл баклагу с приятно пахнущим вином и начал угощать нас, расспрашивая о путешествии, ветрах и нашем здоровье.

Дорога из порта вела круто под гору, достигнув высоты города, она узкими зигзагами протиснулась между застройками, после чего перешла в каменистый тракт, ведущий в центральную часть острова, где было полно садов и оливковых рощ; в последнее время здесь было дождливо, что только способствовало урожаям.

- И далеко до имения? – спросил Алонсо.

Нам ответили, что будет мили с полторы.

Больше ничего из дальнейшего разговора я не слышал, поскольку пришла непреодолимая сонливость, глаза сами закрылись, и я провалился в теплую, темную и чем-то страшную пропасть.

Так что никак не мог я знать, как экипаж пересек весь остров, под конец спустившись к заливу, называющемуся Эксленди, где стояла всего одна разваливающаяся хижина, а в башне на холме хорошо оплаченные стражники пялились на то, что творится внизу. Тем временем, нас, словно мешеи, перетащили на галеру, которая стояла в небольшом заливе под скалами. Еще ранее оба мнимых брата сняли свои плащи иоаннитов и поднялись на борт, оставляя экипаж местному вознице, ужасно довольному полученной оплатой.

Не успело солнце склониться к западу, как галера, движимая равномерно работающими гребцами, была уже далеко в море, направляясь к не слишком далеким берегам Сицилии.

* * *

Из данных нам обещаний два оказались правдивыми. В себя я пришел в по-настоящему красивом имении. Главное здание, похожее на дворец, располагалось на склоне холма с зелеными колоннами кипарисов. Понятное дело, что я не знал, что потерял два дня, погруженный в глубоком сне, что был результатом отвара из зелий и выглядящем, скорее, на воздействие Танатоса, чем Гипноса.

Правдой оказалось и то, что там меня ожидал il dottore. Исхудавший, печальный, но, тем не менее, живой. Все же остальное было ложью – вместе с Учителем мы были пленниками.

Понятно, я этого еще не знал, пробужденный, охотно вскочил на ноги, эелая подбежать к il dottore и обнять его, но только рухнул на мраморные плиты, поскольку и руки, и ноги мои были крепко связаны веревкой.

- Это исключительно для вашей же безопасности, - выходя из тени сообщил дон Камилло.

Не знаю, почему, но я представлял этого александрита чрезвычайно худым, бородатым старцем, словно бы вырезанным из картин киприота Теотокопулоса (которого еще называют Эль Греко), в реальности же это был пухлый, хорошо откормленный человечек малого роста, улыбчивый, словно солнышко, которое рисуют дети, воплощающий сплошную порядочность.