Волк - [5]
Ворота скрипнули на третью ночь, пропустив верткую, оглядчивую тень. Под звездами что-то слабо блеснуло – и снова покой, только на ближнем займище коростель трещоткой наяривал.
Утром у карякинских ворот остановился чубарый, запряженный в кошёвку. Хмурый Мирон, не выпуская вожжей, спихнул наземь, как куль, связанного по рукам и ногам Федьку, рядом кинул топор и развернул коня.
Федькино обличье было распахано. В кровищи и Миронова гимнастерка: бритвенной остроты топор жикнул ему по плечу, отвалив лохмот кожи.
– По смерть тебя, Мироха, не забуду, – гнусавил расквашенным носом бывший жених. – Свиным голосом петь заставлю...
На этот раз старые люди не пеняли молодым старым времечком. Оно и новое – время-то – тоже ай да ну!
– Ежели Мирошка все фронты-окопы перемог, – судачили старики, – да ежели он, провор, из мертвых поднялся, дак Федьке надо бы утереться.
И знать старики те не знали, какая зверина страхолюдная залегла в душе человеческой, будто в логове.
– Ничо-о, – за хмельной чарой повторял Федька отцу, – я их, сволочужек, обоих укатаю. Христарадничать пойдут! Я им такое разорище устрою!..
У сворота, от которого дорога ныряла в дурнолесье, мерин заполошно захрапел, замотал головой, желая оборвать на себе сбрую.
– Но-но! Пужливый какой, растуды тебя сюды!
Федор снова попялся рукой под ряднину и подтянул к себе ружье, заряженное жаканом.
Сообразив, что хозяин и теперь не повернет назад, к конюшенной благодати и охапке духмяного сена, мерин разомчался – скорее бы проскочить мрачную чащобу.
За ёрником начинается Нюрин бор, светлый и тоже во все стороны проглядный. Две версты бережником, и будет Миронова изба. Встала она на обрубистой круче, под которой речка Быструха перебирает окатный камешник.
Мирон поселился тут лесником на третий год, как вернулся с гражданской. До этого лесником служил тут старик Шаталов. Помер он невесело – под упавшей сухостойной сосной в ветреный день, всего в полуверсте от одинокого своего подворья. Старый полесовщик не сразу, видать, помер, еще помучился за труды свои неупокойные – землю судорожными пальцами скреб, две ямки перед собой выбрал. Схоронили его недалеко от избы, над обрывом. Старуха Шаталова погоревала и уехала в район к дочерям. Что ей одной в глухоманном углу?.. Начальство же долго не могло сосватать в Нюрин бор нового лесника. Неспособно жить там, на кордоне, – до людей далековато. А тут случись такая оказия: Мирон погорельцем сделался. Дарья ему и думать не дала:
– Переедем, Мироша, ради Бога переедем! Не то этот аспид за детей примется.
– Порешу гада! – рычал Мирон. Страшным был его опаленный в пожаре лик – добро спасал, только много не спас, спасибо, жив ушел, как матица ахнулась. – Я его...
– Не смей, Мироша, посадят тебя! – заливалась Дарья. – Всех нас погубишь. Следователь ничего не смог – и разговора нету. Переедем, не то горя нам не выхлебать.
Горе они стали хлебать, почитай, с первой весны. А началось с чьей-то шалавой козни, непонятной и оттого насторожившей молодых.
В Мироновом полисаде старая черемуха росла, саженная дедом Еремеем, когда он еще дедом не был, а играл спелой мужицкой силушкой. На ту весну черемуха такой кипенью небывалой зацвела, таким медом разлилась по дворам починковским, что соседи дивовались: не то уж, мол, на Мироново с Дарьей счастье отозвалась, на первенца ихнего?
Закипела черемуха да в одну ночь и облетела. А на другой день лист на ней пожух и опал с мертвенным шелестом.
Мирон оглядел ствол – не подрублен. И корни целы. Что за напасть такая? Потом догадался горстку земли взять от корней. Пахла она резко и противно. Даже на язык попробовал – кислота, вроде. Стало быть, лиходей какой-то подлил гадости. Не Федька ли случаем? Может, не зря он грозился тогда?
Мирон остановился у собачьей будки. И пес-то сторожкий, лайкий. Как же он прохлопал?
– Нынче ты, Серко, ворона, – строго сказал псу, который виновато юлил хвостом. – Либо за подношение продался, паскудник.
Серко елозил брюхом по земле и виновато поскуливал, угодничая перед хозяином.
– Гляди у меня, христопродавец, не то со двора сгоню.
А сам подумал, что надобно при случае потолковать с Федькой, чтоб угомонился. Что теперь злобиться, коль у молодых уж первенец Степка в зыбке гулькает. Да и то: знал же Федька Карякин, хорошо знал, что нету Мирону жизни без подруги, что сердечность меж ними давняя, клятвенная. Поспешил со сватами, поспешил. Как о тифозной телеге прослышал, так ему ровно уголек под зад подложили – не терпелось Миронову подругу обратать. Уж больно завидна да приглядна девка, любовальщики круг нее не первый год увивались, аж причмокивали. А Мирон, может, и выжил потому только, что любовь на тот свет его не пустила. И уж коль ускрёбся от смертушки, никто не заступай дорогу, свою пойди поищи. А что запоины были, так Дарью о том никто не спрашивал. Она как узнала про курское злосчастье, так из нее как бы стержень вынули, хоть под венец ее веди, хоть к омуту, ей все одно. Опамятовала, да уж поздно – к свадьбе готовятся.
Решил Мирон сходить перетолковать с Федькой, да долго подпоясывался. Прособирался до того дня, когда чубарый околел прямо на выгоне. Что он там мог сожрать? Злая трава не растет, пауков-гадюк сроду не видали.
Книга о детдомовском пареньке, на долю которого выпало суровое испытание — долгая и трудная дорога, полная встреч с самыми разными представителями человеческого племени. Книга о дружбе и предательстве, честности и подлости, бескорыстии и жадности, великодушии и чёрствости людской; о том, что в любых ситуациях, при любых жизненных испытаниях надо оставаться человеком; о том, что хороших людей на свете очень много, они вокруг нас — просто нужно их замечать. Книга написана очень лёгким, но выразительным слогом, читается на одном дыхании; местами вызывает улыбку и даже смех, местами — слёзы от жалости к главному герою, местами — зубовный скрежет от злости на некоторых представителей рода человеческого и на несправедливость жизни.
«Про Кешу, рядового Князя» — первая книга художественной прозы сытывкарского журналиста Петра Столповского. Повесть знакомит читателя с воинским бытом и солдатской службой в мирное время наших дней. Главный герой повести Кеша Киселев принадлежит к той части молодежи, которую в последние годы принято называть трудной. Все, происходящее на страницах книги, увидено его глазами и прочувствовано с его жизненных позиций. Однако событийная канва повести, становясь человеческим опытом героя, меняет его самого. Служба в Советской Армии становится для рядового Князя хорошей школой, суровой, но справедливой, и в конечном счете доброй.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.