Волк среди волков - [43]

— Нечего вам меня пугать, — сказала Петра миролюбиво, но слабым голоском. — Ведь и с вами бывало не однажды, что вас бросал кавалер. — Она не хотела этого говорить, но когда у человека переполнено сердце, слова сами просятся на язык, и она сказала.

Иде стало нечем дышать, словно кто крепко саданул ее со всей силы в грудь.

— Ага, влетело тебе, девочка! — захихикала Туманша.

— Не однажды, фройляйн? — сказала, наконец, Ида, повышая голос. — Не однажды, сказали вы?! Сотни раз, вот как вы должны были сказать! Сотни раз бывало, что я стою под часами на площади, и стрелка себе идет и идет; уже и ноги стали как ледышки, и колени отнялись, а я, дура несчастная, никак не соображу, что подлец опять променял меня на другую! Однако же, перешла она от грустных воспоминаний к атаке, — это вовсе не значит, что девчонка, которой в день ее свадьбы нечего на себя надеть, может передо мной задаваться! Девчонка, которая жадными глазами готова вырвать у меня крендель изо рта и считает глотки, когда я пью кофе. От такой…

— Здорово отделала, здорово! — радовалась Туманша.

— Да и вообще! Разве это дело для приличной девушки, чтоб она в таком стесненном положении приходила, задравши нос, на чужую кухню и спрашивала точно графиня Знайтенас: «Не могу ли я вам помочь?!» У кого нет ничего за душой, тот должен просить милостыню, это еще мой отец прописал мне палкой на горбу, и если бы ты просто сказала: «Ида, я подыхаю с голоду, дай кренделек», — ты бы давно получила! Да и вы, фрау Туман!.. Я вам плачу доллар в день за ваш клоповник, хотя у вас ночью света на лестнице нет и мои кавалеры постоянно этим меня попрекают, вам тоже не пристало смеяться и кричать: «Влетело тебе, девочка!» Вам бы, наоборот, взять меня под защиту, а вы позволяете ей нахальничать, девчонке, которая спит задаром со своим альфонсом, ради удовольствия, и уж вы бы, фрау Туман, должны понимать, откуда она берет деньги… «Мы не работаем, и на улицу мы не выходим, промыслом не занимаемся — для этого мы слишком благородные…» Нет, фрау Туман, удивляюсь я на вас, и если вы эту наглую дрянь, которая еще тычет мне в глаза, что мне-де не всегда везет с кавалерами, если вы ее тотчас не вышвырнете вон, я съеду сама!

Ида-аристократка стояла красная от гнева, вся еще держа в одной руке крендель, она была ярко-красная и делалась все краснее по мере того, как уясняла себе, насколько тяжело нанесенное ей оскорбление. Туманша и Петра в полной растерянности следили за этой бурей, налетевшей неведомо откуда и почему. (Да и сама Ида-аристократка, если бы способна была подумать, несомненно была бы не менее поражена концом своей речи, чем обе ее слушательницы.)

Петра рада бы встать, тихонько пройти в свою комнату, запереться и кинуться на кровать, — о, добрая кровать! Но она чувствовала себя все слабее, временами у нее шумело в ушах, плыло перед глазами, и тогда сердитый голос звучал совсем далеко. Но вдруг он опять приближался, кричал ей прямо в уши, и снова все плыло перед глазами. Потом по затылку пробегал огонь, сбегал по спине; проступал расслабляющий пот… Подсчитать как следует, так она уже много дней ни разу толком не обедала: все только сосиски с салатом — если Вольф возвращался с деньгами, или булочка с ливерной колбасой, которую она съедала, присев на край кровати. А со вчерашнего утра и вовсе ничего, когда ей так важно хорошо питаться!.. Нужно бы скоренько пройти в свою комнату и запереться… да, главное запереться на ключ; и если явится полиция и станут стучать ей в дверь, не отпирать и все; открыть, только когда вернется Вольф…

— Боже мой! — услышала она где-то вдалеке хныканье Туманши. — И с чего ты вдруг, девочка, язык распустила, наделала мне бед! У кого ни гроша за душой, не пристало тому других пересуживать. Ида у меня дама первый сорт, она каждый день приносит мне свой доллар — такую ты не смеешь попрекнуть ни словом, поняла?! А теперь уходи из моей кухни и сиди смирненько, а то как бы не вышло чего худого…

— Нет! — кричала Ида нестерпимо резко. — Так не годится, Туман! Или она, или я! Я такой не позволю меня оскорблять — вон ее с квартиры, или я сию же минуту съезжаю…

— Но девочка моя, Ида, золотце мое! — хныкала Туманша. — Ты погляди, на что она похожа: как тень на стенке… голая да голодная — не могу же я выкинуть ее такую…

— Не можете. Туман? Ах вот как, не можете! Что ж… посмотрим… в таком случае, я немедленно бросаю квартиру, фрау Туман!

— Девочка моя, Ида, — взмолилась Туманша, — ну подожди немного, пока не вернется ее мальчишка, ну ради меня!.. И тогда они у меня мигом съедут!.. Уходи же ты прочь с ее глаз, глупая! — шепнула она в раздражении Петре. Ей только б не видеть тебя, и она сразу угомонится!

— Я ухожу, — прошептала Петра и встала. Она вдруг смогла стоять и хорошо видела черную дыру, открытой в темный коридор кухонной двери, но лиц обеих женщин не видела. Она медленно зашагала, те говорили что-то еще, все быстрее, все громче, но слышала она неотчетливо и потому не понимала…

Зато она могла теперь идти, и она медленно прошла из светлой жаркой духоты к черной дыре. Дальше темный коридор с «их» дверью, нужно только войти, запереться — а там на кровать…