Волхв - [2]

Воинко переложил Амулет в другую руку и вытер потную ладонь о штанину.

«Что же случилось с Брониславом? Он один стоит нескольких воинов и владеет такими приемами, до которых Воинко еще расти и расти. В крайнем случае, волхв мог бы просто отвести врагу глаза и уйти. Если его убили, то только расслабленного, не ожидающего нападения. А это означало, что среди русичей завелся предатель. — Гой махнул головой и постарался отогнать неприятные мысли. — Нет, этого просто не может быть».

Будь он жив, Воинко почувствовал бы волхва даже за сто шагов. Но сейчас он не слышал его, он вообще ничего не мог ощутить, кроме непонятной и незнакомой тревоги. Воинко отложил в сторону лук и перекинул через голову колчан со стрелами. Там они не понадобятся. Еще раз пристально окинул взглядом стены, арочный вход. Тихо. Как-то даже слишком тихо.

«Надо решаться. Так и до листопада досидеть можно».

Прямо перед глазами миролюбиво жужжали две пчелы-труженицы, замер, словно умер, на былинке голенастый кузнечик. Воинко, теперь не отрок безусый, семнадцати лет от роду, а опасный для врага боец — Рысь, беззвучно выдохнул и, мысленно пробудив дремлющие до поры силы Рода, не потревожив кузнечика, двинулся вперед. Медленно извиваясь, как учили, он пополз ко входу в храм. Чем ближе он приближался к утопленному в зелень проему, тем тревожней становилось на душе. Один момент он даже приостановился, прислушиваясь к собственным чувствам и ощущая, как разливается чувство опасности вокруг, как заполняет клеточки настроенного на схватку тела, и страх рождается где-то внизу груди около Ра-сплетенья.

«Нет, я не испугаюсь. Ни за что. Чтобы ты мне не пророчил, Чернобог. Белбог все равно сильнее, и не тебе с ним тягаться». Он крепко сжал зубы и упрямо двинулся дальше. И странно, только Воинко переборол себя, как страх отступил, оставив лишь капельки пота на лбу под обережной повязкой, скрепляющей длинные волосы цвета соломы-половы, за которые русичей его племени еще иногда называли половцами. У входа Рысь пружинисто приподнялся на ноги, не глядя, вытянул из ножен на поясе нож и попытался что-то разглядеть через узкую щель входа. Пусто. Камень с отпечатанной ладонью Белбога, подсохшие цветы — приношения у подножия, за ним частокол, и все. Амулет в руке вдруг сделался горячим и влажным и едва не выскользнул из потной ладошки. Воинко понял это как знак. Он осторожно опустил его в траву немного в стороне — куда смог дотянуться, проговорил одними губами три раза девиз русичей, помогающий в бою — «Ура, Ура, Ура», и, больше не колеблясь, нырнул вперед.

И уже в прыжке, кувыркаясь через голову, успев краем глаза охватить силуэты выстроившихся вдоль стен врагов, понял, что проиграл. Его ждали. Одним незаметным движением он успел скинуть нож в сапог.

— Шустрый малый.

Напряженный голос, которому его владелец попытался придать сарказм, обрушился на голову Воинко, словно палица врага. Не вставая, он быстро огляделся. По кругу вдоль частокола стояли смуглые воины. Хазары! Десяток. И у всех в руках натянутые до половины луки. Нечего и думать о сопротивлении. И что самое неприятное — у забора небрежно кинуты два бездыханных тела — Бронислава и какого-то белокурого мальчишки, лет пяти. Так вот как они застали врасплох волхва. Несмотря на смертельную опасность, у Воинко отлегло от сердца — нет, не может быть среди русичей предателей! Наверняка они подкараулили отрока у села, утащили сюда, зажали рот, чтоб не кричал, и заставили его первым войти в капище. В первый миг, увидев мальчика, Бронислав замешкался, и этого хватило ворогам, чтобы выпустить ему в грудь две стрелы, сейчас торчащие из тела волхва.

Предводитель хазар — пухлый с животом-тыквой, свисающим между расставленных ног, что особенно удивило Воинко — у русичей толстых не было, в блестящем походном халате, подпоясанный ремнем, на котором болтались ножны дорогой работы, важно сидел на камне Макоши и поигрывал золотым кулоном с ликом Богини судьбы. Воинко даже хмыкнул про себя — не стоит так с великой Богиней, да к тому же женщиной — не простит.

— Ну что, парень, — десятник дернул кадыком и спрятал кулон в пухлую суму, где, похоже, уложены были и остальные драгоценности храма.

«Нервничает, — понял Рысь, — что это он, меня что ли боится? Это с десятком лучников-то?»

— Разговаривать будешь? — он оглядел воинов, уверенных в своем превосходстве над негрозным на вид бойцом русичей. Они даже ослабили луки, а некоторые и вообще их опустили, — жизнь сохраним.

Хазары хохотнули.

Гой насмешливо смерил взглядом сидящего предводителя.

— Пошел ты.

Не сильно удивленный предводитель картинно взмахнул руками. Пузо волнисто шелохнулось.

— Нет, ну ты смотри. Я же как лучше хотел. Жизнь обещал, а ты, значит, — неблагодарный, грубить решил. Ну, ну. — Он коротко кивнул ближайшим лучникам, — взять его.

Воинко напрягся. Он понимал, что живым его не оставят в любом случае, зачем им свидетель. Если уж пришел его черед отправляться к предкам, чего он по большому счету не боялся — все там будем, — то уйдет туда не один, а заберет с собой хотя бы вот этого кривоногого, шагнувшего в его сторону с глупой ухмылкой на лице, а если повезет, то и двух хазар.