Волгари - [85]
Раздобрел Иларион на архиерейских хлебах. Но вид сделал, что остался прежним. Когда привели из темницы протопопа, велел Иларион властям монастырским уйти из кельи. Только дьякона, приехавшего с ним из Москвы, оставил. Сам рядом сел с Аввакумом. Прослезился даже...
— Аввакум! — сказал. — Пошто ты себя мучаешь? Пошто семью на страдания обрекаешь? Мало они у тебя, горемычные, мучились?
Посмотрел Аввакум на приятеля бывшего.
— А ты сам-то, Яковлевич, — спросил, — как мыслишь? Пошто я мучаю их?
Не обиделся Иларион, мягко улыбнулся.
— Ну-ну... — сказал. — Значит, за веру православную стоишь, Аввакум? Добро, коли так... Только объясни мне тогда, как, исправляя службы по греческим образцам, неправославными мы у тебя стали? В чём ты неправославность греческой Церкви узрел? Разве нарушены там догматы православия? Если зришь такое нарушение — расскажи.
— Совсем сатана запутал вас, никонычи... — вздохнул Аввакум. — Что ты меня, неука, пытаешь, Иларион? Лучше меня известно тебе, что Стоглавый Собор, на котором великие святые мужи мыслили, уже решил всё. А коли вы с Никоном считаете, что не православной Святая Русь до вас была, так сами и объявите! Дескать, не право святители и чудотворцы наши в Господа веровали. Что вы тайком-то щемитесь? Или страшно с блядословием таким на чудотворцев в двери войти?!
— Опять ты ругаешься, Аввакум... — сказал Иларион. — Кто тебе сказал, что мы наших святых порочим? И Стоглавый Собор не блядословит никто. Тебе самому ведомо, откуль пошло несогласие... Переписчики наворотили ошибок-то в книгах за все эти годы.
— Полно вам врать-то с Никоном... — рассердился Аввакум. — Ты кто?! Яковлевич, попёнок! Недостоин весь твой нынешний век Макарьевского монастыря единыя нощи. Помнишь ли, как на каморах тех стаивано на молитве? Что же ты брехню никоновскую повторяешь? Пьяные мужики книги те переписывали? Без молитвы да без поста и не подходил никто к книгам тем! Откуль наворотить чего могли? Да и другое ведь известно... Сам знаю. Когда решали на Печатном дворе, с каких книг новый Служебник переводить, так Никон сказал: «Переводи, Арсен, как-нибудь. Только бы не по-старому!» Вот Арсен и перевёл. Не с древних книг, как врёте вы, а с нынешних, униатами в Венеции выданных. Добре накладено туда ересей разных для закваски...
— Мятежен ты зло, Аввакум... — проговорил Иларион. — Я сказать прошу, в чём ты неправославность церкви узрел, а ты про Арсена, которого давно с Печатного двора выгнали. Я тебя спрашиваю, пошто ты единство Церкви Православной рушишь, а ты про Никона, которого уже вселенские патриархи едут судить. Отвечай прямо, Аввакум, в чём неправославность нашу узрел? А если не знаешь, Христом Богом прошу тебя, отстань от мятежа. Соединись с церковью! Нету у нас врагов твоих, Аввакум!
— Пошто же не ответил я, Иларион? Ты не слышишь, а я — отвечаю. Неправославность ваша суть в том, что вы прежнюю Святую Православную Русскую Церковь неправославной объявили. Коли вспомнишь, как в Желтоводском-то монастыре молился, так сразу и узришь нынешнюю свою неправославность.
С трудом сдержался Иларион.
— Мятежник ты... — повторил. — Гордыня в тебе, Аввакум. Уже все сотоварищи покаяние готовы принести, один ты упорствуешь!
— Пошто один-то? — удивился Аввакум. — А шуряка своего, епископа Павла, позабыл разве? Никон его на Новгородчине в срубе сжёг... Вроде как не поспел Павел перед Никоном покаяться?!
Побагровел архиепископ Иларион.
Не любил он, когда поминали об убиенном епископе. Страшно было думать об этом. Павла сжёг Никон, а его, Илариона, в архиепископы поставил. Отцу его, ставшему митрополитом Антонием, порадел за отказ того от патриаршего жребия. Только этого ведь не объяснишь! Задохнувшись, долго смотрел Иларион на мятежного протопопа, но сдержался.
— За пальцы ты держишься, Аввакум, — сказал. — А разве в перстах Бог? За загривок ты, что ли, Царство Божие ухватил, что выпустить боишься? Не в перстах, Аввакум, Господь, а в Церкви, в вере нашей!
Махнул рукой и вышел из кельи.
Опустил голову Аввакум. Вот и сказал он всё, что должен был сказать. Сомнений не было. Не было у него другого пути. Ну а теперь что? Теперь ждать надо. Теперь и его казнить будут, и детей. А этого ждать — тяжелее всего...
— Протопоп! — раздался рядом тихий голос. Поднял Аввакум голову. Дьякон Козьма, вместе с Иларионом приехавший, перед ним стоял.
Тихо сидел дьякон, пока Аввакум и Иларион спорили. Будто и не было его в келье. И сейчас, когда ушёл Иларион, не дивно, что и позабыл про него Аввакум...
— Что тебе? — спросил, глядя на дьякона.
— Протопоп... — умоляюще проговорил Козьма. — А не отступай ты, протопоп, от старого благочестия. Велик будешь у Христа человек, как до конца претерпишь.
Устыдился слабости Аввакум.
«Кал и гной есмь окаянной... — подумал про себя. — Прямое говно. Отовсюду воняю и душою, и телом...»
Вслух же спросил:
— А ты пошто в вере меня укрепляешь? Пошто сам с никониянами путаешься? Отринь их и приступи ко Христу! Вздохни-ка по-старинному и рцы по русскому языку: «Господи! Помилуй мя грешнаго!»
— Не могу... — почти простонал Козьма. — Никон опутал меня. Не гляди на нас, что погибаем мы...
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
1753 год. Государыня Елизавета Петровна, следуя по стопам своего славного родителя Петра Великого, ратовавшего за распространение российской коммерции в азиатских владениях, повелевает отправить в Хиву купеческий караван с товарами. И вот купцы самарские и казанские во главе с караванным старшиной Данилом Рукавкиным отправляются в дорогу. Долог и опасен их путь, мимо казачьих станиц на Яике, через киргиз-кайсацкие земли. На каждом шагу первопроходцев подстерегает опасность не только быть ограбленными, но и убитыми либо захваченными в плен и проданными в рабство.
Роман "Казаки" известного писателя-историка Ивана Наживина (1874-1940) посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России - Крестьянской войне 1670-1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман Степан Разин, чье имя вошло в легенды.
Роман-трилогия Ивана Сергеевича Рукавишникова (1877—1930) — это история трех поколений нижегородского купеческого рода, из которого вышел и сам автор. На рубежеXIX—XX веков крупный торгово-промышленный капитал России заявил о себе во весь голос, и казалось, что ему принадлежит будущее. Поэтому изображенные в романе «денежные тузы» со всеми их стремлениями, страстями, слабостями, традициями, мечтами и по сей день вызывают немалый интерес. Роман практически не издавался в советское время. В связи с гонениями на литературу, выходящую за рамки соцреализма, его изъяли из библиотек, но интерес к нему не ослабевал.
Роман известного русского советского писателя Михаила Алексеева «Ивушка неплакучая», удостоенный Государственной премии СССР, рассказывает о красоте и подвиге русской женщины, на долю которой выпали и любовь, и горе, и тяжелые испытания, о драматических человеческих судьбах. Настоящее издание приурочено к 100-летию со дня рождения писателя.