Вольфганг Амадей. Моцарт - [19]

В январе следующего года случай пожелал того, чтобы граф Херберштайн по дороге из Пассау, а барон Вальдштеттен проездом через Линц случайно встретились за обеденным столом у своего общего знакомого графа Шлика. После трапезы они переходят побеседовать в музыкальный салон. Естественно, что пребывание в этом небольшом зале, в котором маленький Моцарт столь подробно — можно даже сказать, со всепроникающими глазами — рассматривал выставленные в нём инструменты, наводит на разговор о нём. Первым заговорил о Вольфганге граф Херберштайн, напомнивший о той незабываемой сцене, когда по просьбе Вольферля графиня Аврора играла на арфе, а мальчик её самозабвенно слушал, а потом приник к её руке в почтительном поцелуе.

Конечно, в продолжение беседы речь заходит о зарубежном турне Моцартов, о котором появляются короткие заметки в газетах, однако графине Авроре хочется услышать побольше подробностей. Фон Вальдштеттен совсем недавно получил письмо от придворного трубача Шахтнера, и он готов удовлетворить любопытство графини. Правда, письмо у него не при себе, но о многом он может рассказать по памяти. А графине Авроре ничего другого и не надо.

— В общем и целом, — начинает свой рассказ фон Вальдштеттен, — концертная поездка проходит с успехом, хотя началась она с происшествия, которое многие суеверные люди сочли бы дурным предзнаменованием. Дело в том, что неподалёку от Вассербурга у коляски отвалилось колесо, и последнюю часть пути семейству Моцартов пришлось проделать, что называется, на своих двоих. Однако вынужденная задержка имела и свою положительную сторону. Пока кучер строгал и постукивал молотком, а кузнец раскалял железо на наковальне, Леопольд Моцарт воспользовался возможностью и показал сыну, как управлять педалями органа. И что же? За несколько часов Вольферль настолько ими овладел, как будто эту науку он изучал годами. В церкви Святого Духа в Гейдельберге он день спустя вызвал такое одобрение, что городской декан велел прибить к органу табличку с именем юного Моцарта.

Ну, в Мюнхене, где они дважды выступили перед курфюрстом, приём был горячим, как и в Аугсбурге, родном городе Леопольда Моцарта, так что в данном случае старая истина, что нет-де пророка в своём отечестве, не подтвердилась.

Но в Людвигсбурге наши музыканты никакого впечатления не произвели. Потому, наверное, что герцог Карл Евгений всегда больше интересовался солдатами, чем музыкой. Зато в Шветцингене они взяли реванш. Чудо-дети как бы растормошили жителей маленькой летней резиденции, их сразу полюбили.

Все прежние успехи затмил концерт во Франкфурте, вызвавший бурю восторга, — его программу пришлось дважды повторить. У меня с собой вырезка из тамошней газеты, хочу вам зачитать несколько строк. Вот они: «...мальчик исполнит концерт на скрипке, проаккомпанирует на клавире во время исполнения симфонии, сыграет на закрытой платком клавиатуре так же хорошо, как если бы она была у него перед глазами; потом из отдаления назовёт все звуки, которые поодиночке или в аккордах будут взяты на клавире или же любом другом инструменте или изданы любыми другими предметами — колокольчиком, стаканами, часами...»

В этом месте графиня Аврора прерывает фон Вальдштеттена, она несколько возмущена:

   — Не стану скрывать: мне, честно говоря, не по душе эта манера ярмарочных зазывал расхваливать качества, не имеющие никакого отношения к подлинному искусству. На кого это рассчитано? Только на падкую до сенсаций публику. Наш гениальный мальчик совсем не подходит для такого рода махинаций, они унижают его достоинство, и я не понимаю его отца, которого высоко ценю как разумного человека, тонко разбирающегося в искусстве. Как он допускает подобные вещи?

Граф Херберштайн разделяет её мнение. А фон Вальдштеттен пытается оправдать поведение Леопольда Моцарта его деловыми качествами, в чём находит поддержку хозяина дома. Каждый, как говорится, остался при своём мнении, и фон Вальдштеттен продолжает:

   — Из Франкфурта их путь пролегает через Кобленц, Бонн, Кёльн и Аахен. И везде, где бы ни состоялись их академии, их встречали с восторгом, долго аплодировали и заваливали дорогими подарками. Сам Моцарт пишет: у него столько табакерок, коробочек для драгоценностей и тому подобных вещиц, что он скоро может открыть лавку... В Аахене им патронировала принцесса Амалия, сестра короля Пруссии, о котором мы столько говорим. Она искренне привязалась к музыкантам и сделала много заманчивых авансов. Однако Моцарт считает, что у неё самой нет денег и весь её придворный штат как две капли воды напоминает свиту врача. Вот если бы поцелуи, которыми она осыпала его детей, особенно маэстро Вольфганга, превратились в новенькие луидоры — вот тогда бы они обогатились и были вполне счастливы.

Граф Шлик смеётся от всей души, остальные тоже улыбаются.

   — Вот ярчайший пример деловой хватки нашего вице-капельмейстера! — замечает каноник. — Но должен признаться: на сей раз она мне нравится.

   — Последние новости, — продолжает Вальдштеттен, — пришли к нам из Парижа, куда наши путешественники прибыли девятнадцатого ноября. Их гостеприимно встретили в доме баварского посланника графа ван Эйка, жена которого — дочь главного казначея Аугсбурга графа Арко. Понятное дело, о концертах пока речи нет. Сначала надо хорошенько подготовить почву, а уж потом сеять. Леопольд Моцарт успел осмотреться в Париже и даже виделся со всесильной маркизой де Помпадур