Волчок - [16]

Шрифт
Интервал

9

Гостей собралось не менее сорока душ. В глубине сада там и здесь зажглись китайские фонарики, из открытых окон Дома курились звуки легкого джаза, а на столах поблескивали хрусталь и серебро. Множество лиц, в том числе незнакомых, приводило Варвару Ярутич в приподнято-поэтическое настроение. Хотя, конечно, жаль, что сова Лиза Папаникос с мужем-сычом Владиком не позаботились о малейшем совообразии, а Кристина Фогге пальцем не двинула, чтобы стать похожей на сойку, роль которой так выпрашивала неделю назад. Белая Лебедь сновала между гостями, светски, но немного нервно смеялась. Она была самой светлой птицей в темнеющем саду, и отсветы китайских фонарей бросались к ней на плечи, грудь, спину.

– Прохор, я запамятовала что-то: вы сокол? Ах вот как, стриж. Очаровательно. Стриж, подлейте-ка лебедю шампуня.

Недостриж Прохор хмыкал и подливал Варваре шампанского. А вот Лиля Дульская оказалась не дрофой, а зрелой гадюкой, ибо ухитрилась всех оповестить, что лебедь есть символ порочности, на что и без того издерганная Варвара никак не рассчитывала. Она метнулась было к избушке, мечтая взрыднуть в уединении и переодеться, но передумала. Пожаловалась Герберту:

– Видишь, Герб, какая нынче птица пошла? Лилька – курица. Какая к черту порочность? Белый цвет, жемчуг, луна. Нет, Герберт! Я сказала «нет»! Не смей, у тебя руки грязные. Буду как марка гашеная. Ладно, маленький, не скучай.

Поправив макияж перед полуслепым зеркалом, Варвара-лебедь выплыла в посвежевший вечерний сад. Стая гостей распалась на крошечные компании. Дрозд с синицами пил бурбон, Сергей Ярутич, для которого птицу даже не выбирали, курил с дятлом кубинскую сигару, разделенную на небольшие толстенькие отрезки. Головы курильщиков покоились в голубом гнезде плотного дыма. Пора было возвращаться к сценарию. Каждый из приглашенных обещал выступить – кто с декламацией, кто с танцем, кто с пением. Прыснув лекарство из баллончика, лебедь вздохнул и направился к гостям.

– Пернатые! Просим всех пройти на берег бассейна. Летите в дом! Утка! Василий!

Запертые в псарне, глухо залаяли собаки. Вот-вот должно начаться космогоническое действо, круг птиц с минуты на минуту воссоединится. В сгустившихся сумерках китайские фонари казались планетами, плывущими среди листьев.

Однако журавль Дмитрий, в обычные дни работающий телепродюсером, слишком часто окунал клюв в бурбон и сейчас спал на скамье, сложив незримые крылья. Дрофа Лилька целовалась с соловьем Анатолием, хозяином фирмы, торгующей электронными системами безопасности. Щегол, овсянка и канюк ушли гулять на реку.

Космогоническое действо бездействовало. На берегах бассейна курили неведомые бескрылые существа, беседующие о рытье колодцев и об охоте в Заполярье. Даже алконост Оля, которую Варвара попросила спеть, сделала вид, что не расслышала и что она не алконост. В таинственно белеющем платье, расшитом жемчугами, лебедь Варвара зачем-то вскарабкалась на дуб, качалась на ветке, но не удержалась и полетела наземь, шурша тканью и листвой, рыдала у Свиного пруда, бродила одна-одинешенька в глубине сада, навещала Герберта и собак.

Вечеринка удалась, все были довольны, благодарили хозяев. Искали, кричали Варю, но та исчезла. Пока гости обнимались, приглашали к себе, рассаживались по машинам, белая лебедь у поленницы пыталась сломать древко с изображением дрофы, расправившей крылья. Тотем напоминал римский штандарт. Деревянная дрофа дергалась в темноте, как подстреленная, и шумно клевала листья сирени. Еловое древко оказалось крепче Варвариного колена, и после минутной борьбы непобежденная дрофа приземлилась в траву.

10

В доме пахло погасшим праздником и кошками. Лебедь зажгла высокую свечу, вышла на борт бассейна и звонко, почти не заикаясь, прочла:

Эта мука – проходить трясиной
Неизведанного в путах дней –
Поступи подобна лебединой.
Смерть – конечное непостиженье
Основанья нашей жизни всей –
Робкому его же приводненью.
Подхватив его, речное лоно
Постепенно, нежно и влюбленно,
Все теченье снизу уберет,
Лебедь же теперь, воссев на ложе,
С каждым мигом царственней, и строже,
И небрежней тянется вперед[1].

– Малыши! Домой! – пропел в глубине сада призрачный крик.

Через минуту раздался щелчок, дверь отворилась, и на бассейную террасу, рыча и сталкиваясь в дверях, ворвалась стая черно-рыжих псов: Федон, Хват, Рохля, Шум, Алмаз, Кручу, Полчаса, Кармен, Дикий, Цахал, Вальс, Бова, Чушь, Маска и Вихор. Глядя в их веселые невинные морды, Варя подумала, что это самая космогоническая часть провалившегося действа – великого вяхиревского Праздника птиц.

11

– Пусть тебе приснится целая роща борщевиков, причем у каждого в венчике будут десятки крошечных лампочек разного цвета. А еще там будут лопухи, где прожилки будут разделять неровные травяные стекла, как в витраже.

– А у тебя пусть вырастут огромные усы, они не будут помещаться даже на лице, а потянутся в разные стороны, так что в них будут летать разные птицы, бабочки… Птицы будут охотиться за бабочками, запутываться, потом распутываться. Целая жизнь!

– Прекрасно.

– (жалобно и возмущенно) Я же стараюсь!

Мимикрия пятая. Лишний день рождения


Еще от автора Михаил Ефимович Нисенбаум
Лис

«Лис» – крошечный студенческий театр, пытающийся перехитрить руководство университета. Всего один из сюжетов, которым посвящен роман. Книга охватывает три десятилетия из жизни российского вуза, в метаморфозах этого маленького государства отражаются перемены огромной страны. Здесь борьба за власть, дружбы, интриги, влюбленности, поединки, свидания, и, что еще важнее, ряд волшебных изменений действующих лиц, главные из которых – студенты настоящие, бывшие и вечные. Кого тут только не встретишь: отличник в платье королевского мушкетера, двоечник-аристократ, донжуаны, шуты, руферы, дуэлянты.


Почта святого Валентина

У бывшего преподавателя случайно открывается редкостный дар: он умеет писать письма, которые действуют на адресата неотвратимо, как силы природы. При помощи писем герой способен убедить, заинтересовать, утешить, соблазнить — словом, магически преобразить чужую волю. Друзья советуют превратить этот дар в коммерческую услугу. Герой помещает объявление в газете, и однажды раздается телефонный звонок, который меняет жизнь героя до неузнаваемости.В романе описана работа уникального ивент-агентства, где для состоятельных клиентов придумывают и устраивают незабываемые события: свидания, примирения, романтические расставания.


Почта св. Валентина

У бывшего преподавателя случайно открывается редкостный дар: он умеет писать письма, которые действуют на адресата неотвратимо, как силы природы. При помощи писем герой способен убедить, заинтересовать, утешить, соблазнить – словом, магически преобразить чужую волю. Друзья советуют превратить этот дар в коммерческую услугу. Герой помещает объявление в газете, и однажды раздается телефонный звонок, который меняет жизнь героя до неузнаваемости.В романе описана работа уникального ивент-агентства, где для состоятельных клиентов придумывают и устраивают незабываемые события: свидания, примирения, романтические расставания.


Теплые вещи

В уральском городке старшеклассницы, желая разыграть новичка, пишут ему любовное письмо. Постепенно любовный заговор разрастается, в нем запутывается все больше народу... Пестрый и теплый, как лоскутное одеяло, роман о времени первой любви и ее потрясающих, непредсказуемых, авантюрных последствиях.


Рекомендуем почитать
Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Собачье дело: Повесть и рассказы

15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)