Волчьи ночи - [40]

На краю лесной поляны, поросшей редкой травой, вздымался громадный бук. Его ствол, подобный колонне серого мрамора, возносился над остальными деревьями, теряясь в величественной, пышной кроне. Могучие корни, словно толстые ужи, широко расползались вокруг ствола и, впиваясь в землю, держали и кормили это чудесное дерево, самое высокое во всем лесу. По утрам, когда всходило солнце, его лучи сначала касались верхушки бука, а потом уже скользили вниз к другим деревьям.

На теневой стороне ствола росли твердые серо-коричневые грибы и лишайник; светло-зеленый мох, нежный, точно волосы русалки, свисал с нижних ветвей, на которых вздувались узлы, похожие на рубцы от старых ран. Пониже кроны на стволе темнело маленькое дупло, и каждую весну и осень над ним вырастали гроздья жемчужно-серых грибов — след какой-то давней болезни, перенесенной деревом.

В нижних ветвях бука несколько лет подряд гнездилась пара зябликов. Они таскали со ствола высохший мох, отслоившуюся от дождей и солнца кору, сухой лишайник и свивали круглое, точно шар, прочное гнездо. Оно висело на тонкой веточке, почти неразличимое среди сучьев и мха.

С раннего утра до позднего вечера самец пел восторженную и звонкую песенку. Она напоминала соловьиные трели. В легкой тени могучего дерева, словно под волшебным шатром из золотисто-зеленого шелка, в котором резвились солнечные зайчики, самец распевал, задрав головку, и его розовый зоб трепетал и раздувался. Черные его глазки блаженно закатывались, и можно было без труда увидеть, как серо-зеленый хвостик подрагивает в такт ударам его сердца. Веселое щебетанье разносилось далеко по лесу, смешиваясь с песнями других птиц. А тем временем в гнезде, где сидела самочка, из семи бледно-голубых яиц, мелких, точно лесной орех, вылупились птенцы.

К буку часто прилетал дятел и ползал по его коре, на ветки опускался дикий голубь или ястреб, но ни одна из птиц не замечала гнезда зябликов. Даже муравьи, сновавшие по веточкам, его не обнаружили, хотя и не прочь были бы съесть живьем голых и слепых птенчиков, затаившихся на его теплом дне, покрытом перышками и мхом. Под защитой буковой листвы зяблики жили спокойно.

Однажды ночью, когда июньское небо посылало верхушкам деревьев бледный свет своих маленьких серебристых звезд, а цветы на поляне раскрывали чашечки, наполняя воздух благоуханием, по лесу пробегала куница. Бесшумный, как тень, зверек был голоден и искал добычу. Куница ловко карабкалась по стволам и, поводя вокруг своей плоской мордочкой, перепрыгивала с дерева на дерево. Свет звезд едва-едва отражался от ее лоснящейся шерстки, острые коготки оставляли на коре чуть заметные царапины.

Добралась куница и до нашего бука, посмотрела наверх и обнюхала ствол. Вместе с запахом лесных трав и прелой прошлогодней листвы она уловила запах дупла. Куница прыгнула на ствол и полезла вверх. В дупле, однако, она не нашла ничего, кроме гниющей древесины и сухих листьев, заброшенных туда осенним ветром. Куница миновала дупло и поползла по отходившей от ствола ветви.

Ни один из зябликов не почувствовал ее приближения. Самец спал на ветке над гнездом, сунув голову под крыло, похожий на комочек мха, а самочка, прикрывая грудкой голых и слепых птенцов, растопырила крылья, защищая малышей от ночной влаги и росы. Она тоже спала, закинув головку, в такой неудобной позе, на какую способны только матери.

Куница обшаривала ветку за веткой. Она знала по опыту, что птицы предпочитают нижние ветки — они лучше защищают их от ветра. Кроме того, она слышала как-то под этим буком пение зяблика. Она ступила на ту ветвь, в конце которой среди тонких веточек висело гнездо зябликов, и медленно, стараясь ее не раскачать, поползла по ней. Самочка проснулась. Не меняя позы, она открыла глаза, и в них на мгновенье отразился свет звезд. Конец большой ветви уже прогибался под тяжестью куницы. Та пыталась, удерживаясь на ней, дотянуться до веточки, к которой было прикреплено гнездо. Глаза куницы мерцали сине-зеленым светом и казались бездонными, самочка видела их, но не пошевелилась, продолжая прикрывать собой птенцов, потому что материнская любовь сильнее смерти.

Вдруг куница прыгнула, схватила гнездо, оторвав его от ветки, и вместе с ним упала на толстый сук. Там она вонзила тонкие, как шило, зубы в тельце самочки. Та отчаянно запищала. Зверек съел самочку и голых птенцов не спеша, со смаком, как это умеют делать кошки…

Зяблик — отец семейства — проснулся, но не двинулся с места, слепой и беспомощный. Он лишь тихо, жалобно пискнул и потом долго не мог успокоиться.

Утолив голод, куница стала ленивой и медлительной. Она забралась в дупло, поурчала и заснула. Листья бука успокоительно шелестели, словно где-то далеко журчал ручей. Маленькие звезды все так же лили свой призрачный свет на темные деревья. Зяблик снова сунул голову под крыло и снова сделался похож на комочек мха.

Когда начало рассветать и среди деревьев заиграл голубой свет утра, зяблик проснулся и стал искать свое гнездо. Веточка, к которой оно было прикреплено, сиротливо повисла. Гнездо валялось у корней бука, а за редкие травинки зацепились серо-зеленые перышки.