Вокзал - [2]

К середине дня Гвоздев намеревался закончить работу в следственном изоляторе, съездить в психбольницу и часам к четырем вернуться к себе в отделение. Но все непредвиденно осложнилось, и вернулся он только к семи часам вечера. Бегло просмотрев новые материалы, Александр Михайлович попросил привести к нему Сонькина.

- Присаживайтесь, - Александр Михайлович кивком показал ему на стул, - потолкуем…

- Мне этого только и нужно, - с готовностью ответил Сонькин.

Пока Александр Михайлович еще раз просматривал материалы, Сонькин нетерпеливо ерзал на стуле.

- Ну что, Павел Семенович, - обратился к нему Гвоздев, - поговорим?

- Сигаретой не угостите? - заискивающим голосом попросил Сонькин.

Гвоздев сам не курил, но в ящике его стола всегда лежали сигареты и спички.

Получив сигарету, Сонькин несколько раз жадно затянулся, потом сказал:

- Хотите, чтоб я признался?

- Суть дела от этого не меняется, - спокойно сказал Александр Михайлович, - но признание вины предполагает раскаяние в содеянном. Раскаяние же по закону является смягчающим вину обстоятельством. Это и на определение меры наказания влияет.

- Знаю, - обронил Сонькин, - воробей я, как говорится, стреляный. У меня вопрос. Так сказать, для общего образования. Можно?

- Спрашивайте.

- Почему следователи каждый раз старательно добиваются признания вины, почему они так делают, если, как вы сами говорите, это сути дела не меняет?

Гвоздев на минуту задумался: трафаретно отвечать не хотелось, чувствовал, что в этом невзрачном на вид человеке есть что-то особенное, хотя назвать это «особенное» он теперь затруднился бы.

- Я бы о многом мог сказать, - подумав, проговорил он, - но скажу не главное, а, некоторым образом, второстепенное, именно: признав себя виновным, обвиняемый как бы признает себя побежденным. За обвиняемым предполагается честное и максимально полное изложение обстоятельств дела, освещение всех, до того не ясных и темных моментов, далее: добросовестное сожаление обвиняемого о совершенном, глубокое понимание незаконности своих действий и самое искреннее раскаяние в содеянном.

- Уразумел и поэтому вину свою в краже чемодана признаю.

- Тогда у меня тоже вопрос. И тоже «для общего образования». Как вы думаете, почему такие преступники, как, скажем, вы, всегда стремятся, невзирая ни на какие обстоятельства, отрицать свою виновность? Ведь они знают, что это им ничего не дает, а все же делают. Почему?

- Традиция…

- Не традиция, а уловка. Иной хитроумец надеется, что следователь что-нибудь упустит, и тогда в деле возникнет щель, в которую через непризнание вины и будет предпринята попытка вылезти сухим из воды. Что, неверно?

- Может, и так, - покорно согласился Сонькин.

Александр Михайлович помолчал и тихо добавил:

- Смотрю я на вас, Павел Семенович, и все кажется мне, что хороший вы человек. И как загляну вот в эту справку, о ваших прошлых судимостях, верить не хочется написанному. Как же так?

Лицо Сонькина стало серьезным. Он долго молчал, потом горестно произнес:

- Несчастный я человек, вот в чем моя беда. Просто несчастный, обделенный счастьем от природы.

- Ну это уж мистика какая-то, - возразил Александр Михайлович. - Говорят, каждый человек - кузнец своего счастья. Отбросьте убеждение о своей несчастности. Это просто-напросто суеверие.

- Может, и суеверие, - грустно покачал головой Сонькин. - Только жизнь-то не получилась. Она, считайте, уж прошла. А что я видел? - и слезы медленно выкатились из его глаз.

- Ну-ну! Успокойтесь, - голосом, полным искреннего сочувствия, сказал Александр Михайлович.

Вечер угомонил дневную суету в отделе. Тишина воцарилась в коридорах. Тихо было и там, где теперь сидели друг против друга следователь Гвоздев и вор Сонькин.

Сонькин старался успокоиться. Гвоздев не торопил его. Он вынул из стола пачку сигарет, положил ее перед Сонькиным.

- Курите, Павел Семенович, - предложил он, - и давайте продолжим разговор по делу.

Заканчивая допрос Сонькина, Александр Михайлович взглянул на циферблат, шел уже десятый час. Только сейчас он почувствовал, что устал. Появилась боль а затылке, мысли стали терять остроту и четкость.

Сонькин с явным сочувствием смотрел на следователя. Он подписал протокол допроса, даже бегло не просмотрев плотно исписанные мелким убористым почерком страницы.

- Нужно прочитать протокол, Павел Семенович, - сказал Гвоздев.

- Я вам полностью доверяю, - ответил Сонькин. - Устали вы очень.

- Да, - согласился Александр Михайлович.

- Я вам про всю свою горемычную жизнь рассказал бы, - проговорил Сонькин, - ничего бы не утаил, да устали вы, не до меня вам.

Тихо прикрыв за собой дверь, в кабинет вошел инспектор уголовного розыска Лукин.

- Долго еще будешь этим дебоширом заниматься? - кивнув в сторону Сонькина, спросил он.

- Заканчиваю, - коротко ответил Гвоздев. - А почему он дебошир?

- Такой грохот днем устроил.

- Правда это, Павел Семенович?

Сонькин смущенно опустил голову, тихо сказал:

- Тоска заела, один в камере сижу. - Он помолчал несколько секунд и добавил: - А потом, я хотел всю эту… но… - махнул рукой, так и не закончив свою мысль и как бы категорически отказываясь от чего-то.