Вокруг трона Екатерины Великой - [7]

Екатерине очень хотелось язвительно подколоть Марью Семёновну, резко обрывавшую все её сколько-нибудь любезные разговоры и пикировки, а теперь вдруг ставшую сводницей, обыкновенной простой сводницей, хоть и по поручению императрицы.

   — Кого же вы предпочтёте, — вдруг прямо обратилась к Екатерине Марья Семёновна, — Льва Нарышкина?

   — О нет, только не его, — передёрнула плечами Екатерина и невольно осадила себя в душе — так она выдала свою симпатию к Сергею Салтыкову.

   — Ну, значит, пусть это будет Сергей Салтыков, — поднялась со скамейки Марья Семёновна, — и поверьте, я закрою глаза на все ваши свидания и буду содействовать вам...

Она важно удалилась, а Екатерина осталась сидеть у пруда и долго раздумывала об этом разговоре.

О Сергее Салтыкове она не смела даже и мечтать. Он был прекрасен, как день, и невольно напоминал ей собой того здорового и красивого калачника, что просунул палку с калачами в полутёмное нутро кареты. Те же светло-русые кудри, разметавшиеся по тугим и крепким плечам, обтянутым у калачника простой кумачовой косовороткой, а у Сергея скрытым под раззолоченным камзолом и расшитым золотом кафтаном, те же сильные и длинные ноги, у калачника стоявшие в стылой и грязной луже на обочине дороги, а у Сергея затянутые в шёлковые белые чулки, обвязанные бантами и всунутые в лаковые башмаки с квадратными носами, украшенные алмазными пряжками, те же сильные и нежные руки — у калачника выступающие прямо из широких рукавов рубахи, а у Сергея спрятанные под кружевными манжетами.

Красивое тело, великолепное лицо — о таком можно только мечтать. Разве может сравниться с ним какой-то Захар или Андрей Чернышев, имеющие обыкновенную внешность и два-три пошлых комплимента в запасе?

Сергей был образован, его любезности отличались тонкостью и изяществом, хотя Екатерина многое знала о его родословной. Мать Сергея отличалась такой распущенностью нравов, что о её поведении ходили легенды: вместе со служанкой она, урождённая княгиня Гагарина, являлась в солдатские казармы, вместе с солдатами напивалась и отдавалась в ночь четырём-пяти крепким мужчинам. Но зато все триста гренадер[8] полка были в её полной власти, и эти-то гренадеры и возвели Елизавету на престол...

Нежная белая кожа лица Сергея зачаровывала Екатерину, едва она искоса бросала взгляд на него, ей нравился европейский удлинённый овал лица, пушистая волна светло-русых волос, кольцами спускавшихся на плечи.

Да, Салтыков был красив, как ясный весенний день.

Но два года назад, всего лишь два года назад он женился по любви на дочери Матрёны Балк, красавице и умнице, и Екатерина не могла себе представить, чтобы он ей изменил...

Никогда Екатерина не посмела бы и взглянуть на него, не будь этого странного разговора с передатчицей мыслей императрицы — Марьей Семёновной. Не великая княгиня выбрала Сергея, его выбрали ей в любовники — какая странная ситуация, и Екатерина только покачивала головой. Зато теперь все её мысли были лишь о Сергее.

Он был одновременно крепок и изящен — редкое сочетание, воплощение силы, смелости и красоты.

Сама она, будучи уже столько лет великой княгиней, умела нравиться, но всё ещё несколько стеснялась своей внешности.

Всегда помнила она знаменитые, врезавшиеся ей в память слова своей первой воспитательницы, мадемуазель Кардель, истой француженки, не учившейся нигде и знавшей о жизни и женщине всё. Она обучала маленькую Софию Фредерику Августу изящным французским манерам, не имея никакого понятия о красоте французского слога, французскому языку, языку предместий Парижа и Лиона, настолько отличавшемуся от изысканного версальского выговора, насколько отличается простая треска от красного лосося, но при всём этом не лишена была природного изящества и остроумия и одёргивала свою воспитанницу такими колкими ироническими замечаниями, что они навсегда откладывались в памяти той, в отличие от пощёчин и шлепков матери, проносившихся без следа.

И потому Екатерина с детства запомнила слова мадемуазель Кардель:

— Опустите ваш подбородок, иначе рискуете проткнуть им первого встречного.

Конечно, это было слишком сильным преувеличением, но именно благодаря этой иронии Екатерина научилась скрывать этот свой недостаток настолько, что к двадцати четырём годам у неё образовалась складка под острым и длинным подбородком — второй подбородок, который несколько сглаживал длину её лица.

Пока что она довольствовалась малым: немного некрасивый, но говорливый Андрей Чернышев, не боявшийся отпускать великой княгине пошлые и скабрёзные комплименты, его брат, тоже не отличавшийся особой красотой, но грубоватый и напористый по натуре, — оба они осаждали великую княгиню, не замечая её подбородка, вглядываясь только в её всегда сияющие, весёлые серо-голубые глаза и великолепную копну каштановых, всегда пышно причёсанные волос.

Она поддавалась их любезностям с радостной надеждой на любовь и верность, упивалась их грубоватыми и вульгарными, иной раз вовсе неприличными комплиментами — она жаждала любви, нежности, страсти.

В её семье этого не было...

Втайне взглядывала она иногда на Сергея Салтыкова, камергера двора малого, именно её мужа, Петра Фёдоровича, и со злостью думала, отчего так непохож он на этого прекрасного, изящного камергера.