Вокруг света за 80... свиданий - [96]

Но здесь не было нормальной инфраструктуры, не хватало домов, дорог, магазинов, ресторанов, школ. Не хватало денег на организацию Олимпийских игр. И весь Китай лихорадочно трудился, чтобы вовремя выстроить необходимые сооружения.

Поэтому весь Пекин был одной большой стройкой: глубокие рытвины тянулись по всему городу, как трамвайные линии. Шум отбойных молотков и бетономешалок, подобно индустриальной музыке, был настойчивым, раздражающим и действовал на нервы. По пути к станции мы с Гектором постоянно прикрывали ладонями глаза от клубящейся пыли и мелкого щебня. Повсюду мужчины, одетые в тапочки и пиджаки, долбили замерзшую землю лопатами.

Мать Анг не говорила по-английски и все же оказала мне радушный прием. Она немедленно удалилась на кухню готовить праздничный обед. Она никогда раньше не видела европейской женщины и, хотя очень стеснялась, сгорала от любопытства. Когда позже, в конце недели, мы встретились еще раз, она велела Анг спросить, действительно ли у меня такие длинные ресницы. Я разрешила дотронуться до них и осторожно подергать, чем вызвала приступ хихиканья. Несмотря на то что ребенок не давал Анг спать всю ночь, та, очевидно, радовалась обществу. Грейс была хорошенькая, и мы все ворковали над ней.

Было забавно слышать, сколько фраз и выражений из обоих языков супруги успели перенять друг от друга. Английский (шотландский) Гектора был пересыпан диалектом мандарин. Английский Анг был превосходным и тем более аутентичным, что она употребляла много сленга. Малышка простудилась и с трудом дышала. Гектор помчался к фармацевту и принес капли.

— Думаю, Грейс не дышит носом из-за козявок, — торжественно объявил он.

— Точно, — обрадовалась Анг, заглядывая в носик дочки. — Я тоже вижу козявки.

Любимое слово Анг — «хитрый», в том смысле, что предмет разговора считался ненадежным или подозревался во всех грехах. Она произносила его как «хитли», и я всегда при этом улыбалась.

Неожиданно меня пронзила тоска по Гарри. Ведь и мы перенимали друг от друга сленговые выражения наших стран, и я любила слушать его американский выговор с растянутыми гласными.

Пообещав завтра встретиться, я убедила Гека, что прекрасно сумею обойтись без него, а ему следует остаться с Анг. Я же буду абсолютно счастлива, бродя по городу остаток дня.

Я легко нашла дорогу к станции, что было весьма кстати, поскольку никто из окружающих не говорил по-английски, и попроси я показать направление, вряд ли добилась бы вразумительного ответа. Это был обычный район, где жили китайцы, а не излюбленное туристами местечко. Вокруг не было ни одного европейца, и все открыто глазели на меня. В Японии, правда, творилось то же самое, особенно еще и потому, что я высокая. Время от времени кто-нибудь подходил и касался моего лица или руки, словно желая убедиться, что у меня такая же кожа, как у остальных. В этом жесте не было ничего пугающего или неприязненного. По-видимому, иностранцы здесь редкость, и жителей разбирало любопытство. Впрочем, как и меня.

Я заглядывала в магазины и на продуктовые рынки, задумчиво побродила по площади Тяньаньмэнь, рассматривая красочных воздушных змеев, цветными облаками реющих перед мавзолеем Мао, побродила по подземному городу, который добровольцы, опасаясь вторжения Советского Союза, выстроили под Пекином в шестидесятых годах XX века.

Было темно, когда я шагала по холодной пыльной дорожке от станции метро к квартире Гектора. Уличные торговцы продавали картофель и яблоки — они лежали гигантскими грудами на мешковине по обочинам неровных тротуаров. Посреди тротуара за швейной машинкой сидела женщина. Стопка одежды, требующая починки и переделки, аккуратно сложенная в пластиковый пакет, лежала у ее ног.

В дверях музыкального магазина торчал владелец, погруженный в американскую программу аэробики, которую передавали по телевизору. Наблюдая, как модно подстриженные, сильно загримированные, легко одетые калифорнийки выполняют упражнения и подпрыгивают под музыку, он тоже подскакивал и вертелся вместе с ними. Поглощенный своим занятием, он резко брыкнул ногой, и тапочка, сорвавшись, улетела на дорогу, где и погибла под потоком велосипедов. Пусть его тело оставалось в Пекине, но горячее сердце было там, на Беверли-Хиллз.

Я то и дело натыкалась на бесчисленные лотки с компакт-дисками и DVD, расположившиеся по обочинам дороги, и рылась в пиратских копиях фильмов, еще не показанных на экране. Бродя между стойками, я краем уха прислушивалась к старушке, что-то говорящей молодому человеку, по-видимому, внуку, который деловито вынимал кассеты из картонных ящиков и расставлял на полках.

Тональность их беседы резко менялась, тембр хаотически повышался и понижался, как при игре на японской лютне. Я часто замечала, как певучие звуки некоторых азиатских наречий делали вполне обычную беседу похожей на спор, и подумала, что сейчас происходит то же самое, когда раздался ужасный грохот. К моему изумлению, старушка вылетела из-за прилавка, размахивая над головой длинной палкой, как самурайским мечом. С кирпично-красным от гнева лицом, что-то крича и продолжая орудовать палкой, она стала гонять внука по лавке. На беду, тот оказался слишком резвым. Пока бабка и внук, рассерженно вопя, носились по крошечному магазинчику, палка угрожающе свистела над ухом молодого человека, но, как правило, врезалась в стопки дисков, разлетающихся с полок на пол. Многие закатывались под коробки и картонные изображения Джеки Чана в полный рост. Не считая меня, в лавке находились еще трое покупателей, и все застыли, не веря собственным глазам. Но когда летающий DVD больно ударил одного из китайцев по шее, мы, обменявшись быстрыми взглядами и безмолвно согласившись, что никакой DVD, пусть даже самый дешевый, не стоит таких испытаний, ринулись к дверям и благополучно очутились на улице. Я бодро зашагала прочь не оглядываясь. Вопли людей и звон бьющихся дисков разносились по всей округе.