Вокруг света с «Зарей» - [17]

Но смеяться было рано. Высоченный вал догнал нас и, завиваясь, вырос над рулевой. Раздался треск. Мы кинулись к корме. После удара о кормовой срез шхуны у рабочей шлюпки лопнули шпангоуты. Литые бронзовые стойки лееров перекошены. Изуродован планшир. Это было предупреждением. А из Кадьяка в эфир уже летела метеосводка: в наш район движется ураган силой двенадцать баллов. Это уж слишком! И как обычно перед большой бурей, ветер неожиданно стих. Волны продолжали свой грозный бег. Шесть узлов. Из машины выжато все, что она может дать, но скорость не поднимается.

Шесть узлов, шесть узлов… Где носится этот чертов ураган: у архипелага Александра или уже спустился до островов королевы Шарлотты?

Шесть узлов! Ну хоть бы на три мили побольше. Мы спешим добраться до пролива Хуан-де-Фука, ведущего к Ванкуверу. Там под защитой острова Ванкувер и материка буря не будет страшна. Никогда еще в агрегатную не забегало столько народу, чтобы взглянуть на барометр. И никогда еще мы не смотрели столько раз на указатель лага. А давление все катилось вниз, и стрелка скорости как будто завороженная вертелась все около проклятой цифры шесть. Шесть узлов!

Но вот, будто услышав наши просьбы, стал подниматься ветер. Мы ставим паруса и влетаем к ночи в пролив вместе с десятками других судов, торопящихся укрыться от надвигающегося шторма под защитой берега. Мы спешим на юго-восток, чтобы к утру обогнуть южную оконечность острова Ванкувер и, миновав город Викторию, двинуть по проливу на север. У нас мало времени. А на рассвете у поворота невероятная толчея, поднятая ветром. Волны, зажатые берегами, дробятся и мечутся как бешеные в разные стороны. А течения, которыми славится этот пролив, то несут нас вперед, то тащат назад. Уж тут не зевай! Сидорову снова повезло. У берегов Японии на его вахте мы засекли крупную магнитную аномалию, которая никогда и нигде не упоминалась. И тут на рассвете прямо у города Виктории приборы снова стали выписывать такие зигзаги, что на помощь в лабораторию пришли еще два человека, чтобы делать отметки и переключать диапазоны.

Мы остановились в проливе на несколько минут. Лоцманский катер отплясывал рядом с нами дикий танец, так что взять к себе лоцмана мы не могли, Пришлось дать ход, и тогда два лоцмана перепрыгнули к нам на ходу: так меньше качало.

— Вы ловко проскочили, — говорят нам они. — Вам просто повезло. Сейчас в океане ветер сорок — пятьдесят метров в секунду.

Двадцать девять метров в секунду — это двенадцать баллов. Пятьдесят — кромешный ад. Нам действительно повезло. Но ураган и не думает отступать. Он движется следом, и кто знает, что он выкинет, если догонит нас в проливе. Ведь впереди еще двенадцать часов ходу среди растущих волн…

Мы мчимся вперед. Вот уже видны зеленые окраины Ванкувера, лесистые сопки с вкрапленными крышами домов. Вот знаменитый мост через Фёрст-Карроуз… Мы крадемся среди бакенов, прицеливаясь к причалу, уже освещенному фонарями. Бросаем на берег крепкие капроновые концы, и тут нас настигает первый порыв сильного ветра. Он неожиданно завывает в снастях, словно жалея, что упустил нас. Но поздно. Уже выбрана слабина. Мы крепко ошвартованы у стенки. И старпом Узолин говорит:

— Теперь пусть давление падает хоть до ноля! Концы выдержат.

Мы выскакиваем на берег. У нас под ногами твердая земля. Она не скользит и не убегает предательски из-под ног, не мечется из стороны в сторону. Она просто лежит, а мы ходим по каменному пирсу вдоль борта «Зари». Сверху сыплет мелкий дождик, и мы почему-то смеемся…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Здравствуйте, товарищи! С прибытием! — говорит мужчина средних лет, пожимая нам руки, — Проводите меня к капитану, я ваш шипшандлер.

Говорит он чисто, и мы не удержались:

— Где вы учили русский?

— Нигде. Я сам русский. Зовут Григорием. Мой дед с бабкой были еще детьми привезены сюда с Северного Кавказа. До революции.

Вместе с Григорием пришел клерк из банка, обслуживающего иностранные суда. Как-то так получилось, что Москва не предупредила Оттаву о нашем заходе в Канаду. Во всяком случае, в Ванкувере никто не знал о приходе «Зари». Нашу телеграмму с моря получила военная радиостанция и, хотя имела право этого не делать, передала ее капитану порта. Тот был удивлен, о таком судне (парусном, немагнитном) он ничего не слыхал, но все-таки прислал нам и лоцманов, и санитарного врача и шхуну поставил у стенки в самом центре города. Чиновник из банка тоже не имел никаких указаний на наш счет. В конце концов он выдал сумму, запрошенную капитаном, но все еще по инерции говорил:

— Я ничего не знаю о вашем судне. И никаких верительных грамот у вас нет. Но советские суда нас никогда не подводили.

— Простите, гражданы-товарищи! — вдруг раздается голос у трапа. — Я вот со своей подругой хочу трошки подивиться на ваш корабль. Што он и какой есть. Я Андрей Жук. Пустите до себя. Дюже охота посмотреть.

Мы предупредили канадские власти, что шхуна будет открыта для посещений ежедневно после обеда до семи часов вечера, чтобы и команда имела время для работы и знакомства с городом. Но отказать Андрею Жуку было невозможно. Оказавшись на «Заре», он представился. Белорус. Уехал из Львова в 1929 году, так как не мог найти в Польше работы. Сейчас служит барменом в отеле «Патриция». Там много западных украинцев, белорусов, уехавших из Польши за океан в поисках работы. Андрей Иванович мало разбирается в смысле нашей работы. Ему просто хочется походить по нашей шхуне, пожать нам руки, выкурить советскую сигарету. Просто побыть с нами. Когда он уходил, долго приглашал нас к себе.