Вокруг Света 2007 № 04 (2799) - [12]

В Ставке настроения стали близки к паническим. Командующий великий князь Николай Николаевич даже предложил ретироваться в Румынию, чтобы переждать зиму, но Александр, поддержанный Милютиным, проявил тут твердость и велел приступить наконец к планомерной осаде Плевны, для чего даже вызвал из России лучшего отечественного фортификатора генерала Тотлебена. Разумеется, конечный исход войны сомнения у императора не вызывал. Силы и средства противников слишком неравны. Победа неизбежна. Иное дело, что давалась она ценой несоразмерно большей, чем ожидалось. Увы, отчасти это было закономерно. Как ни взывал военный министр к необходимости «внушить начальникам войск бережливость на русскую кровь: если рассчитывать только на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время будет истреблена вся русская армия», — солдаты гибли тысячами. А в обществе, как ни странно, были и такие настроения: «Погибают и сотни, и тысячи смертью героев, и новые сотни и тысячи даст русский народ — героями не оскудела земля русская», — патетически восклицала либеральная газета «Голос», сообщая о потерях на Шипке.

Как бы там ни было, 28 ноября, истощив все запасы, Осман-паша предпринял отчаянную попытку прорваться, но не преуспел и сдался вместе со всей своей армией, увеличившейся к тому времени до 40 тысяч человек. А еще до падения Плевны на военном совете было решено не откладывать общее наступление до весны. Решение это означало, что горные перевалы будут преодолеваться зимой, в лютый мороз.

Первым через западные отроги двинулся неутомимый Гурко, разбивший противника у Софии, а затем у Филиппополя (Пловдива). Самое упорное сопротивление русские части встретили в центре, у той же Шипки и Шейново, где лишь ценой тяжелейшего броска и опять-таки потерь в самом конце декабря был окружен и взят в плен Вессель-паша с 25-тысячным корпусом (особо отличился тот же Скобелев). Дальнейшее наступление развивалось стремительно, и уже 8 января наши войска вошли в Адрианополь (Эдирне, на территории современной европейской Турции). Казалось бы — все! Османская империя рушится?!

В шаге от Святой Софии

В конце января, после заключения временного перемирия, вездесущий князь Мещерский оказался в Стамбуле и обнаружил: многие здесь убеждены, что русские войска вот-вот вступят в столицу Османской империи. По его словам, по этому поводу в городе даже началось сооружение каких-то «трибун для публики». Однако всего через пару дней выяснилось, что великий князь Николай Николаевич получил приказ остановить войска в Сан-Стефано (местечке всего в 10 километрах от Константинополя). «Разумеется, ответа на вопрос: отчего? — я тогда получить не мог, но замечательно, что и до сего времени мне не удалось на этот вопрос получить ясный ответ…» — замечал Мещерский в воспоминаниях. Князь, конечно, лукавил. Он отлично знал: главной причиной остановки армии были бурные протесты Великобритании и угроза новой войны — на этот раз с самой могущественной европейской державой, к которой к тому же вполне могла присоединиться Австрия. Просто, по мнению князя, которое разделяли в то время многие и в России, и в Дунайской армии, заняв столицу и обретя контроль над проливами, петербургское правительство получило бы столь сильный аргумент против всей Европы, что рискнуть стоило. Однако в «верхах» возобладала иная точка зрения.

…Наступила пора дипломатических игр. В британской прессе началась настоящая антирусская истерия. После некоторых колебаний флот ее величества королевы Виктории вошел в Дарданеллы, превратившись в зримый и весомый аргумент в давлении на Россию. Между тем 19 февраля представители России и Турции подписали предварительный мирный договор, известный как Сан-Стефанский. Условия его казались необычайно выгодными. Сербия, Черногория и Румыния получали полную независимость и территориальные приращения, образовывалось огромное Болгарское княжество (формально вассальное). Россия получала утраченную после Крымской войны Южную Бессарабию и некоторые территории в Закавказье. Этот договор был с восторгом встречен в России и с крайним возмущением — в европейских столицах. Впрочем, уже тогда возникла версия, что туркам удалось провести русских дипломатов: соглашаясь на значительные территориальные уступки, они-де ожидали и даже провоцировали резкую реакцию Запада, закономерно посчитавшего, что Россия пытается сделать из обширной Болгарии своего сателлита и с его помощью безраздельно хозяйничать на Балканах.

Финал: Сан-Стефанский триумф, Берлинский позор

Опираясь на прецеденты — Парижский мир 1856 года и Лондонскую конвенцию 1871-го, державы потребовали рассмотрения и утверждения (читай — пересмотра) двустороннего договора на общеевропейском конгрессе. Он открылся в Берлине 1 июня 1878 года. Под давлением Великобритании (которую представлял премьер-министр и лидер партии тори, последовательный противник России Бенджамин Дизраэли) и Австро-Венгрии, при одобрении Франции и полном самоустранении Германии (в Петербурге напрасно рассчитывали на поддержку Бисмарка) России пришлось уступить по многим пунктам. Болгария была разделена на две части, причем более обширная и богатая, южная ее часть, названная Восточной Румелией, ставилась в вассальную зависимость от Турции. Существенно урезались территории Сербии и Черногории, Австро-Венгрия получала право оккупировать Боснию и Герцеговину, а Англия — Кипр. «Берлинский трактат, — писал министр иностранных дел 80-летний князь Горчаков императору, — есть самая черная страница в моей служебной карьере». — «И в моей — тоже», — признал Александр II.