Вокруг Света 1997 № 06 (2681) - [14]

О Сулеймание-джами знал я тогда не более того, о чем сообщал тот же путеводитель. Что сооружена она по велению султана Сулеймана I, прозванного Великолепным. Что строил ее в 1550 — 1557 годах архитектор Мимар Синан. Что размер мечети 69 на 63 метра, центральный купол возвышается на 53 метра, а диаметр его 27,25 метра. Ну и прочие подробности, мало что говорящие, пока сам не увидишь описываемый объект.

Я сошел на берег у Галатского моста и нырнул в лабиринт приморских улиц, намереваясь выйти прямиком к мечети. Мостовая сперва плавно забирала вверх и вправо, потом пошла вверх и влево, так что в конце концов я оказался в окружении ветхих деревянных домов, опутанных электрическими проводами, как умирающий резиновыми трубками. Далеко выступающие эркеры, поддерживаемые жалкими столбиками, грозили рухнуть на голову. Из раскрытых дверей кофейни слышались голоса мужчин, играющих в нарды, и распространялись ароматы кофе и салепа — молочного киселя, сдобренного корицей. Впрочем, господствующим все же был запах гниющих мусорных куч, возвышающихся там и сям. А по мостовой навстречу мне сочились потоки мыльной воды, выплескиваемой хозяйками, согласно вековой азиатской традиции, прямо за порог.

То была самая натуральная турецкая «махалла» — старый жилой квартал, не отмеченный путеводителем в качестве «очаровательного уголка». Запустение и сонная недвижность казались нереальными в шумном, крикливом Стамбуле. Лишь однажды попался навстречу мальчик-разносчик с парой чая на мельхиоровом подносе, да разноцветные кошки рыскали повсюду в поисках пропитания. К повсеместному присутствию кошек в Турции относятся терпимо, поскольку кошка была любимым животным Пророка.

По мере того как я поднимался на холм, становилось ясно, что трущобный квартал обречен: сверху на него неотвратимо наползали богатые особняки. Наконец, когда из-за угла показался бело-голубой автобус — кондиционированный рай для утомленных солнцем туристов, — я понял, что цель близка. И точно — через минуту выросла передо мной серая громада Сулейманис-джами.

Квадратный двор мечети, с минаретами по углам, был полон людей. Пассажиры бело-голубых автобусов слушали пояснения гидов, фотографировались, вступали в рискованный диалог с навязчивыми продавцами сувениров. Наименее стойкие уже обзавелись красными фесками, глазурованными медальонами «от сглаза», шелковыми платками и молитвенными ковриками.

Базарные сцены невольно вызывали в памяти известную евангельскую притчу об изгнании Иисусом торговцев и менял из храма. Действительно, для христианской, а в особенности православной, традиции неприемлемо соседство на одной площадке столь чуждых друг другу занятий, как обращение к Богу и поклонение златому тельцу. Однако мусульмане не проводят столь резкой границы между мирским и божественным. Ведь и сам пророк Мухаммед успешно сочетал проповедническую деятельность с торговлей. И не только. Возглавляя религиозную общину Медины, он стал также правителем города, судьей и военачальником.

Главное же в том, что мечеть вовсе не является «храмом мусульман», наподобие наших церквей. На самом деле это только общественное здание для коллективных молений. По-арабски мечеть называется «масджид», что дословно переводится как «место, где отдаются земные поклоны». Поэтому мечети не освящают и они не окружены привычным для христиан ореолом святости. Ведь единственным святилищем ислама считается Кааба, кубическое сооружение с «черным камнем» в стене, находящееся в центре главной мечети Мекки...

Но эти тонкости я постиг уже после возвращения в Москву, почитав кое-какие книги ученых людей.

Сулеймание-джами — одна из соборных, то есть крупных мечетей Стамбула, где произносятся проповеди. Когда же в мечети не совершается богослужение, сюда может войти любой, независимо от пола и вероисповедания. Надо только обязательно снять обувь. Если ноги голые, их надо укрыть, обернув себя поданным служителем куском ткани с тесемками. Только после этого ступаешь на устилающие пол мягкие ковры. Прогуливаясь взад-вперед вдоль шнура, огораживающего центральную часть мечети от вторжения праздных туристов, я рассматривал витражи XVI века, ощущал ладонями вечный холод колонн, привезенных сюда из заморских владений падишаха, пытался представить, как неведомые мастера, забравшись на леса, выводили золотом под куполом и на стенах аяты — священные стихи Корана, вслушивался в невнятный речитатив паломника, отбивавшего в укромном уголке земные поклоны в сторону Мекки, дивился гармонии сфер и полусфер, образующих перекрытие, похожее на пчелиные соты, вглядывался в покрывавшие стены узоры, выдержанные в изысканной серо-бежево-голубой гамме...

Через полчаса я вышел из мечети, завернул за угол и оказался на примыкающем к ней небольшом кладбище. Табличка гласила, что оно находится в ведении государственной службы музеев и памятников. Кладбище было густо уставлено изъеденными временем стелами с навершиями в виде тюрбанов и фесок или вовсе без наверший. Арабская вязь коранических изречений и затейливый растительный орнамент украшали последний приют знатных людей империи — воинов, духовных лиц, поэтов, толкователей законов.