Вокруг Света 1990 № 02 (2593) - [20]

Пару часов бежали под парусом, потом ветер стих. Оставшийся путь до Онеги прошли на веслах. Беломорье подарило нам три теплых дня. В старинную Унежму решили не заходить. Пока из-под лодки уходила с отливом вода, поговорили с отдыхающими здесь... мурманчанами.

— А что, тут приволье. Дома брошены, живи где вздумается.

Креста на вас нет, неужто ни души? — сказал я.

Наши собеседники даже удочки свои оставили.

— Это точно, креста нет. Вот видите, колокольня упала. Может, потому и людей нету.

Я посмотрел на Сашу и махнул рукой в сторону моря. Саша только и ждал моего сигнала. Под килем уже отчетливо виднелась песчаная рябь осыхающей отмели.

— Зря уходите, такая рыбалка...

Последний заход: в Куш-реку. Село выше устья на несколько километров, и мы идем вместе с приливной волной. В селе пусто — все на покосах. Куш-река, с тех пор как отсюда была увезена в разобранном виде уникальная деревенская церковь для музея под Архангельском, влачит убогое существование. Зашли в магазин, поболтали с продавщицей. Возле лодки, отбиваясь от слепней, попили чаю и поплыли вниз по реке, к морю. Вдруг за нами по берегу устремился плохо одетый человек в милицейских галифе.

— Стойте,— кричал он,— покажите документы.

Мы задержались, упершись бортом в гранитный валун. Человек путано объяснил, что он — внештатный пограничник и что Белое море закрыто.

— Ворочайтесь, не то вертолет вызову,— грозил, прикрывая рукой давно не бритый подбородок.

— Этого не может быть,— возразил я гражданину в галифе.— Граница отсюда в 600 километрах. К тому же мы пришли с моря и возвращаться будем туда же.— Я оттолкнул лодку, но человек уже меня не слушал. Он бежал, конечно же, к телефону. Докладывать о непослушании...

Через два часа мы уже различали на горизонте белую башню Крестового монастыря на острове Кий. Переночевав в доме отдыха, расположившемся на территории старинной обители, ошвартовались наконец в Онеге. Здесь нас ждали новые впечатления от крепкого забвения своей истории онежанами. Местный музей переезжал на новое место. Да и в нем, по словам директора, бегло показавшего нам сваленные в кучу экспонаты, не было ничего ценного по истории поморского мореплавания. В центре города во дворе заколоченного напрочь храма Михаила Архангела торчали из зеленой травы полированные гранитные столбики и кресты «именитых граждан» старой Онеги. Затоптанное прохожими за десятки лет, поруганное кладбище никак не вязалось с новосельем горкома-исполкома всего в сотне метров отсюда. И уже не верилось в искренность и долговечность памятной доски в морском порту и с именами нынешних «именитых граждан». От Александра Кучина — капитана русановского «Геркулеса», до П. А. Пономарева — капитана первого атомного ледокола. Не постигнет ли их судьба прежних знаменитостей города? И я подумал — не пора ли бросить спасательный круг поморам?

Беломорск — Онега, Белое море Василий Галенко, штурман дальнего плавания

Фото Александра Зверева

Светильники Боруша

Скажите, это правда, что в вашем поселке есть музей ламп? — спросил я у первого встречного в Жамбеке. Пожилой мужчина окинул меня внимательным взглядом и, гордо вскинув голову, воскликнул:

— В нашем поселке есть все!

И вот узнаю виденный накануне по венгерскому телевидению большой крестьянский дом — частный музей ламп Ференца Боруша.

У входа в зал декоративных ламп — чугунная печь, прослужившая людям более полутора веков, а на стенах — огромные часы... Но вот и сами лампы! Глаза разбегаются от их обилия. Подвесная большая немецкая лампа из керамики. Когда-то она освещала дом горожанина среднего достатка. А эта, величавая, фарфоровая, с причудливо бегущим узором, служила богачам. Фотокамерная лампа. Лампа с масляным насосом — таких в мире сейчас осталось всего несколько штук. Лампы из китайского, венского, майсенского фаянса — первыми их владельцами были люди середины прошлого века. И наконец, огромная керосиновая лампа, изготовленная в Вене в 1880 году из старинной, 300-летней китайской вазы. Как и другие самые ценные экспонаты, она помещена в стеклянной витрине... Нащупываю фотоаппарат, и в этот момент слышу сильный мужской голос:

— Не получится снимок.

— Почему? — спрашиваю не оборачиваясь.

— Света маловато.

Передо мной возникает человек среднего роста, крепкого телосложения; в кармане синего халата — авторучка, на голове — фетровая шляпа с узкими полями.

Этот человек не без чувства юмора, подумал я.

— Откуда вы знаете? Снимаете сами? — спрашиваю и понимаю, что это и есть хозяин единственного в Европе музея ламп — Ференц Боруш.

— Не снимаю, а знаю от журналистов — за тридцать лет много их спускалось в винный погребок. Пытались сделать снимки, но безуспешно...у меня ведь там еще один музей — музей вина... А от лампы в погребке не светлее, чем здесь...

— Наверное, за тридцать лет ни одного недовольного от посещения музея вина? — вопросом отвечаю я на шутку Ференца.

Пристрастие к лампам у Боруша родилось само собой. Сначала он собирал бутылки с вином. Но когда образовалась приличная коллекция и экспонаты разместились в винном погребке; потребовалась лампа. Боруш разыскал несколько штук. С этого начался еще один музей — музей ламп.