Вокруг Света 1984 № 08 (2527) - [4]

Открылась дверь, и на пороге появился Володя Сычук. За ним вошли трое молодых ребят.

— Привет! — Трепутнев поднялся им навстречу. — Знакомьтесь,— он оглянулся на меня,— в институте нас называют солнечной командой. А это — ее основной состав. С Сычуком вы уже знакомы, добавлю, что он метеоролог и... моя правая рука. А это Олег Сырых,— показал он на парня, который так и остался стоять, опершись о косяк двери, и, как мне показалось, с напряжением смотрел на Трепутнева.

— Олег программист. Ничего не берет на веру, все привык проверять практикой...

— Мне вы этого не говорили,— ответил Олег. — А насчет практики, Александр Васильевич...

— Опять споришь? Уймись! — Трепутнев поморщился. — Анатолий Гирько — инженер-радиотехник, следит за фотодатчиками, теми, что на экране, их обслуживает, следит за их чистотой, чтобы вода не попала или птичка... А Володя Кузнецов,— показал он на белокурого, совсем молоденького паренька,— наш шофер, а теперь — студент МЭИ. Увлекся нашим делом и поступил...

Трепутнев оглянулся:

— А где же наша единственная женщина? Где Лена?..

— Она осталась у машины, выполняет программу,— ответил за всех Сычук. — Александр Васильевич, я...

— Лена программист, работает здесь первый год, отличный специалист,— продолжал говорить Трепутнев. — Представляете, женщина, а... отличный специалист!

— Александр Васильевич,— настойчивее произнес Сычук. — Надо бы юстировкой заняться, зеркало там лежит недоделанное. — И он, как бы извиняясь, взглянул на меня.

Трепутнев схватился за голову:

— Забыл! Совсем забыл! Разговорился тут... — Он начал хватать со стола какие-то чертежи, вынул из шкафа лазер и, шагнув к дверям вслед за ребятами, обернулся:

— Вы тут с Борисом Георгиевичем поговорите. Он человек опытный, бывалый, рассказчик отличный... Поговорите с ним, поговорите,— и исчез за дверью.

Борис Георгиевич хотел что-то сказать, но дверь закрылась, и он растерянно посмотрел на меня...

Завтра мне уезжать.

Вечером я вышел к морю, чтобы пройтись в последний раз по берегу.

Море чуть волновалось. Волны теснили, подстегивали друг друга, стремительно набирали силу, поднимали пенную голову и тут же, крутанувшись у самого берега, умирали, лизнув гальку. Море торопливо отступало и оставляло клочья пены и жирные тела медуз.

Я повернул обратно и вдруг увидел знакомую фигуру Трепутнева. Он стоял у самой кромки воды и смотрел на большой догорающий диск солнца. По осунувшемуся лицу Трепутнева и ссутулившимся плечам, по тому, с каким наслаждением он вдыхал соленый воздух, было видно, что он устал.

Я подошел, и Трепутнев вяло поздоровался, совершенно не удивившись нашей встрече, будто расстались мы несколько минут назад.

Потом глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Знаете, всегда, если устаю, прихожу сюда и как бы пропускаю себя через эту сильную природу. Усталость как рукой снимает..

Я промолчал, побоялся вспугнуть это необычное для деятельного Трепутнева состояние. И вдруг он спросил:

— А знаете, чего мне не хватает для полного счастья?

Мне подумалось, что сейчас он скажет о самом сокровенном.

— Для полного счастья мне не хватает безоблачной погоды. Но, может быть, в сентябре? — И он вопросительно взглянул на меня. Потом снова, не дожидаясь ответа, чуть сощурившись, посмотрел на медленно угасающую солнечную дорожку, которая дрожала на воде, обрываясь как раз у ног Трепутнева.

Керченский полуостров

А. Кучеров, наш спец. корр. Фото автора

Колокол Хиросимы

В парке мира

Ночной туман, поглотивший Хиросиму, с рассветом отступил к реке Ота. Лишь над оголенным куполом Атомного дома в парке Мира, словно зацепившись за железные ребра каркаса, еще висело таявшее на глазах последнее белое облачко. Под ним зиял пустыми глазницами немой свидетель того, как в 8 часов 15 минут 6 августа 1945 года над Хиросимой вспыхнуло атомное солнце, превратившее город в горячий пепел.

По верхушкам деревьев в парке Мира заскользили первые солнечные лучи. Блеснул яркими бликами стеклянный фасад Мемориального музея, замыкающий площадь перед входом в парк. Город только просыпался, но сюда уже подкатили свои тележки лоточники: скоро начнут прибывать туристы, которые охотно отведают «якисобу», жареную гречневую лапшу, и, уж конечно, купят сувениры или наборы цветных открыток с изображением этого памятного места. Чистенький бетон площади, упорядоченный мирный покой, какой царит в такие же утренние часы на площади святого Марка в Венеции. Трудно поверить, что в сорок пятом это место было черным обугленным кладбищем, где посреди бесконечных руин, как и теперь, стоял лишь этот почерневший Атомный дом, бывшая торгово-промышленная палата Хиросимы. Что здесь, где весело переговариваются лоточники, ползали обожженные атомным солнцем люди, моля о глотке воды рядом с полноводной Отой.

Мурашки пробегают по коже, когда пытаешься представить все это, стоя под ласковыми утренними лучами солнца нынешней Хиросимы. Нынешней ли? У колонн Мемориального музея на соломенных «дзабутонах» расположилась группа пожилых, скромно одетых японцев. Подойдя поближе, я увидел у них на головах белые повязки, какие обычно надевают в Японии участники демонстраций. На них красными иероглифами было выведено «хибакуся». Так называют тех, кто пережил ужас американских атомных бомбардировок.