Вокруг Света 1984 № 08 (2527) - [2]

— Здравствуйте! — На крышу влезал молодой бородатый парень. — Здравствуйте,— повторил он, подойдя ко мне. — Меня Володей зовут. Володя Сычук. Меня Трепутнев послал. Сказал, чтобы я вам немного о нашей работе рассказал,— и он широко улыбнулся.

Володя подвел меня к краю крыши, присел на перила и, глядя вниз, на площадку, начал объяснять:

— Видите пятно на экране? Это отраженный солнечный поток. На экране установлены чувствительные фотодатчики, которые измеряют плотность солнечной энергии в этом потоке. По этим данным мы судим об оптических свойствах гелиостатов. Нам важно понять, как они отражают солнце на разных расстояниях. Ведь чем дальше стоит гелиостат, тем слабее отраженный световой поток. Часть его рассеивается, часть поглощается стеклом, имеет значение и запыленность зеркала... В прошлом году мы выяснили, что КПД зеркала меньше предполагаемого. По предварительным расчетам, солнечный поток должен был терять двадцать процентов своей силы, на практике оказалось — все сорок! А если это так, мы можем не выйти на расчетную мощность солнечной станции. Возможно, ошиблись в расчетах?

Словом, в этом году мы как бы работаем с собственными ошибками. Все перепроверяем. Кстати, полигон для этого и создан — экспериментальные работы должны опережать строительные, чтобы вовремя вносить коррективы.

Володя протянул мне фотографию.

— Вот такой она и будет — первая в стране экспериментальная солнечная станция мощностью пять тысяч киловатт,— сказал он.

На фотографии был изображен макет будущей станции.

— Видите, на площадке диаметром в полкилометра разместятся тысяча шестьсот гелиостатов,— говорил Володя. — Зеркальная поверхность каждого — двадцать пять квадратных метров. В центре этого зеркального поля поднимется восьмидесятиметровая башня. Солнечные лучи будут концентрироваться почти на ее верхушке, и там, в парогенераторе — солнечном котле,— вода нагреется до двухсот пятидесяти градусов. Пар же пойдет на турбину как на обычной тепловой станции.

— А как же ночью или когда тучи?

— Для этого у подножия башни установят тепловые аккумуляторы. Горячая вода будет находиться в резервуарах под давлением. В ночное время и пасмурные дни аккумуляторы поддержат работу станции...

Володя говорил неторопливо, поглаживал бороду и все время посматривал на меня, будто следил за тем, как я усваиваю сказанное. Я чувствовал себя учеником.

Говорил он и о том, что научная экспедиция Энергетического института имени Г. М. Кржижановского работает здесь второе лето. На них и лежит «вся наука по солнечной». Каждый участник экспедиции должен быть мастером на все руки — это непременное условие Трепутнева. Все они — специалисты-инженеры, но, если понадобится, становятся токарями, слесарями, пищу готовить тоже умеет каждый, и зеркала моют по очереди. Выяснилось, что мытье зеркал — целая проблема. Жесткая пресная вода, например колодезная, оставляет на зеркалах следы соли. Дождь мешает — появляются грязепотеки. Пришли к выводу, что мыть можно только мягкой водой, а потом насухо протирать. Трепутнев даже изобрел специальную швабру для мытья опытных гелиостатов, тех, что я видел на полигоне. К швабре подводится шланг, подключенный к насосу, и вода автоматически поступает на зеркальную поверхность. В дальнейшем же среди гелиостатов солнечной станции установят специальные моечные агрегаты — они и будут обслуживать зеркальную чашу.

— И каждый день спорим,— сказал Володя. — Собираемся после работы и спорим — так ли мы все делаем. А с Трепутневым спорить интересно, заводной он.

Ветер задувал сильнее. Солнце гасло, набирая густой красный цвет, и, будто подгоняемое ветром, сползало в далекую облачную полоску. Я взглянул на полигон, там уже никого не было, и только черный кот, непонятно откуда появившийся, лениво и медленно брел к гелиостатам, уже развернутым горизонтально земле.

Когда утром я приехал на полигон, сразу увидел Трепутнева. Он стоял перед гелиостатом в закатанных до коленей джинсах, туфлях на босу ногу и сосредоточенно водил шваброй по зеркальной поверхности. Швабра была та самая — «автоматизированная». Зеркало сверкало мокрым серебром. Где-то у дома потрескивал насос.

Я стал рассматривать Трепутнева.

Он был высокого роста, худой. Лоб покрыт глубокими морщинами, а резко очерченный рот придавал лицу аскетическое, замкнутое выражение, которое смягчали лишь глубоко посаженные глаза, внимательные и быстрые, как ртуть.

— И долго вы меня разглядывать собираетесь? — негромко произнес Трепутнев. Я понял, что отражаюсь в зеркале.

— Погода сегодня отличная,— попытался я поддержать разговор.

— Отличная?! — Он оглянулся и даже забыл о швабре, оторвав ее от зеркала. На землю полилась вода. — Отличная только для вас! — воскликнул Трепутнев. — Для меня — нуль! Мне нужно абсолютно чистое небо! Будь они прокляты, эти облака! — И он, подняв голову, свирепо посмотрел вверх. Солнце на наших глазах уползло за тучи и засочилось сквозь серое мягкое пятно.

Трепутнев коротко вздохнул, выключил швабру и присел на подставку гелиостата: