Вокруг Света 1980 № 10 (2481) - [39]

Плавное движение прекратилось не скоро. Сено опять приподняло, бросило вниз. Тяжесть, давившая со всех сторон, рассыпалась. Инстинкт заставил гюрзу свернуться тугим, способным раскрутиться быстрой пружиной кольцом. Сквозь густой, настоянный аромат сухих трав снаружи доносился резкий, порождающий безотчетный страх запах. Пересилив себя; гюрза попыталась выбраться наружу, но отпрянула назад. Она слышала голоса незнакомых ей ранее людей, ворчание собаки, потревоженное кудахтанье кур и блеяние овец. Инстинктивно она больше всего страшилась резко пахнущих овец, которые, не опасаясь ядовитых укусов, топчут змей яростно и бесстрашно.

Постепенно все затихло. Без особого труда она обнаружила в стене овчарни достаточное отверстие и выбралась на свободу. Вздрагивая от каждого шороха, она задержалась в огороде, не в силах бороться с соблазнительным запахом клубники. Укусила спелую ягоду и, вздрогнув от томительно жадного ощущения, втянула в себя приторный сладкий сок.

Укрылась гюрза в старом, установленном в несколько рядов плетне, под которым было сухо, пахло пересохшей глиной, прелыми листьями и белыми липкими улитками. Страха гюрза не испытывала. Вольная жизнь в горах приучила ее чувствовать себя в безопасности.

Она прикрыла глаза и стала дожидаться утра.

...Пробуждающийся мир был совсем непохож на тот, к которому гюрза привыкла. Над плетнем раскачивались громадные деревья, верхушки которых, казалось, мешают двигаться облакам. В толстых стволах чуткое ухо змеи улавливало гудящее движение. По пористому телу дерева мощным потоком поднимались соки. За деревьями по ровному пространству ходили, переговариваясь, люди. Два длинноногих щенка, затеявшие возню у плетня, заставили гюрзу втиснуться в сложное переплетение сухих прутьев и зашипеть. Щенки неуклюже вскочили и дружно залаяли, подбадривая друг друга. Когда им это надоело, они убежали.

...Жизнь в плетне вскоре ей понравилась. Вблизи дома, который она видела издалека и к которому почему-то не осмеливалась приблизиться даже ночью, было много мышей. Охотиться на них не составляло труда. По ночам гюрза лакомилась клубникой. Однажды она нашла теплое куриное яйцо и проглотила его вместе со скорлупой. Спрятавшись в уютном плетне, она почти машинально хватала бесчисленных мошек, которые были гораздо вкуснее тех, к каким она привыкла в горах. Здесь не было ящериц, которых она не любила за быстроту, не было и нагревающихся за день скал, но в обилии росла трава и колючая поросль ежевики, в которой приятно было охотиться по ночам.

...Справившись с первыми самыми сильными впечатлениями, став медлительнее и ленивее, гюрза вновь стала испытывать одиночество. Беспокойство, порождаемое им, вынуждало ее выползать из плетня, искать что-то в густых зарослях травы и ежевики, испытывая при этом волнующее нетерпение. В одну из ночей она не вернулась к плетню, а в ожидании рассвета спряталась под толстым бревном, брошенным поблизости. Шорох, таинственный и пленительный, заставил ее приподняться. Она увидела тугой шевелящийся клубок, бросилась навстречу, но вовремя остановилась, угрожающе разинув пасть. Перед нею были маленькие и злобные лесные гадюки, встретившие непрошеную гостью громким раздраженным шипением.

Тоска охватывала гюрзу все с большей силой. Она часто вспоминала виденный тесный клубок змей, и в ней поднималось желание участвовать в этом извивающемся танце, венчающем тайны змеиного брака.

Заброшенная за много километров от родных мест, она была обречена на одиночество. Тоска сделала ее нервной, а нервозность побуждала быть еще более хищной.

...Прошло еще некоторое время. Гюрза ползала до изнеможения в окрестностях дома, пугая собак, которые, в свою очередь, пугали людей истошным лаем. Двор перед домом был выложен плитняком, касаясь которого она вспоминала скалы. В такие ночи ей не хватало чистого леденящего воздуха, пушистых мерцающих звезд, которые здесь прятались в густых ветках раскачивающихся от ветра деревьев. Она страдала от сырости, накапливающейся в теплых влажных зарослях.

Однажды вечером порыв ветра донес до нее звуки, которые тут же унеслись и смешались с другими. Гюрза насторожилась, вытянула из плетня голову и стала напряженно ждать. Кратковременное затишье обрушило на нее стройный и ритмичный поток новых звуков. Беспокойно поводя головой, гюрза не могла определить, откуда доносится музыка, звучание которой властно захватило ее, остро и безжалостно напомнило стройное пение птицы над укрытием в корнях старого дерева. Нежное течение мелодии, прерывисто долетавшее до тонкого змеиного слуха, просачивалось сквозь вой ветра, ласкающе пронизывало все существо гюрзы, которая медленно раскачивалась в такт прерывистому музыкальному ритму. Не выдержав, она устремилась навстречу доносившимся звукам.

Она поползла по гладкому плитняку к стенам дома, хотя никогда раньше этого не делала, замерла под ярко освещенным и пугающим ее окном. Вплетаясь в порывы ветра, музыка лилась плавным чудесным потоком, уносилась вместе с ним и возвращалась. На мгновение мелодия замирала, чтобы затем нахлынуть на гюрзу сильными частыми волнами.