Вокруг Света 1978 № 10 (2457) - [8]

Чаморра действительно спешил в редакцию, чтобы успеть с утра закончить еженедельный обзор, пока не началась повседневная газетная горячка. В октябре прошлого года партизаны из Фронта национального освобождения имени Сандино (1 Аугусто Сесар Сандино — национальный герой Никарагуа, который в 20—30-е годы возглавлял партизанскую войну против оккупационных сил США в стране. Его имя было взято возникшим в шестидесятые годы Фронтом национального освобождения — военно-политической организацией, ставящей своей целью свержение диктаторской династии Сомосы. Фронт пользуется поддержкой всех оппозиционных сил в стране. В состав боевых отрядов Фронта входит в основном молодежь — рабочие, крестьяне, студенты.) впервые спустились с гор и нанесли удары по никарагуанской столице Манагуа и нескольким провинциальным городам. Свергнуть диктатора Анастасио Сомосу им не удалось, но обстановка в стране продолжала накаляться. Все жаждали перемен — рабочие, крестьяне, интеллигенция и даже значительная часть мелкой и средней буржуазии, которая тоже страдала в тисках диктаторского режима. Так что дел у Педро Хоакина Чаморры было невпроворот, ибо, помимо «Ла Пренсы», координация и руководство действиями сил оппозиции требовали массу времени.

Дорога в редакцию проходила через кварталы сплошных развалин — память о страшном землетрясении 1972 года. Хмуро поглядывая на поросшие травой груды кирпичей и мрачные скелеты зданий, Чаморра с горечью думал о том, что все обещания Сомосы построить на месте разрушенных кварталов новый «город-парк» так и остались обещаниями, а миллионы долларов международной помощи осели в его собственных карманах. Впрочем, кое-какое строительство все же велось: несколько в стороне от старой столицы на пустынном раньше побережье озера Манагуа, давшем городу его имя, устремились в небо многоэтажные ультрамодернистские здания, квартиры в которых были не по карману трудовому люду, лишившемуся крова и вынужденному ютиться в жалких лачугах на бывших пустырях.

Вдали заблестела солнечными бликами густая озерная синь. До редакции «Ла Пренсы» оставалось всего несколько кварталов, и Чаморра собрался убавить скорость, как вдруг из боковой улочки наперерез ему вынырнул синий «бьюик». Журналист резко крутанул баранку, но было поздно. Сильный удар в борт развернул его «форд» поперек улицы. В следующее мгновенье из «бьюика» выскочили четверо: верзилы в низко надвинутых на лоб шляпах с автоматами в руках. Чаморра не успел даже сообразить, что происходит, как выпущенные почти в упор очереди отбросили его тело к противоположной дверце машины.

Был вторник, десятое января 1978 года.

В тот же день, около четырех пополудни, тело главного редактора «Ла Пренсы» медленно вынесли из центрального подъезда городской больницы. Протиснувшись сквозь запрудившую всю улицу толпу, Элой Монтехо остановился возле санитаров с носилками. До боли закусив губу, вглядывался он в лицо еще одной жертвы сомосистского террора и вспоминал сегодняшнюю случайную встречу на улице — последнюю встречу с живым Ча-моррой. Тогда, за опущенным стеклом «форда», это лицо с львиной гривой тронутых сединой волос над высоким лбом и крупным орлиным носом было полно жизни, энергии, мысли. Сейчас, запрокинутое на подушку, оно пугало своей мраморной бледностью.

Санитарная машина, куда осторожно, словно боясь потревожить лежавшего на них человека, поставили носилки, тронулась с места и медленно двинулась сквозь строй молча расступавшихся людей, которые, словно по команде, тут же пристраивались вслед за ней. Само собой получилось что-то вроде траурного кортежа, хотя это были еще не похороны — просто тело Чаморры перевозили из больницы домой.

Рядом с Элоем шагал худенький паренек, судя по одежде, рабочий. В руке он держал самодельный плакат с размашистой надписью: «Сомоса — убийца!»

— Слышал? — обратился к парнишке Монтехо. — Педро Хосе Чаморра, брат Педро Хоакина, заявил журналистам, что «расправу организовали весьма влиятельные в Никарагуа люди». А сеньора Виолета, вдова погибшего, прямо обвинила Сомосу в убийстве.

— Кто же сомневается, что это дело рук проклятого Тачито — Коротышки, — пожал плечами паренек.

От больницы, расположенной на западной окраине города, до дома Чаморры в районе Лас Палмас было километров одиннадцать-двенадцать. Но до самой полуночи — медленно, со многими остановками, выливавшимися в митинги, — преодолевал этот путь траурный кортеж, в котором участвовало около ста тысяч человек — четверть всех жителей столицы.

Но вот носилки внесены в дом. Горничная закрыла дверь двухэтажного коттеджа, похожего — из-за плоской крыши — на ящик из бетона и стекла. Люди расходились нехотя. Элой Монтехо вглядывался в лица, вслушивался в приглушенные разговоры и видел, что все так же возбуждены и наэлектризованы, как и он сам.

Гроза народного гнева разразилась на следующий день, когда тело Чаморры было перенесено в редакцию газеты «Ла Пренса», расположенную в центре «старого города», уцелевший во время землетрясения старинный трехэтажный особняк с кариатидами у входа и гранитным фасадом. Вместе с тысячами других противников диктатуры Элой Монтехо участвовал в стихийно вспыхнувших волнениях, которые начались поздно вечером и продолжались всю ночь. Языки пламени охватили принадлежащие семейству Сомосы и родственным ему семействам Дебайле и Сакаса магазины, склады, текстильную, фабрику «Эль Порвенир», завод скобяных изделий «Янес». К этому времени было объявлено, что власти арестовали убийц Чаморры. По радио в выпусках новостей усиленно повторялось, что убийцы связаны с кубинскими контрреволюционерами-эмигрантами, владельцами фирмы «Пласмафересис», занимавшейся консервированием и экспортом кровяной плазмы. При этом прозрачно намекалось: эмигранты якобы расправились с редактором «Ла Пренсы» в отместку за то, что эта газета не раз бичевала постыдную торговлю кровью никарагуанцев-бедняков.