Вокруг Света 1978 № 10 (2457) - [7]

Вчера мы гуляли с Ополевым по берегу Амура, и он говорил, что по весне часто его несет сюда, к гранитному берегу. И он часами иногда стоит, смотрит на ледоход. Льдины, напирая друг на друга, со скрежетом пробиваются по течению в низовья. А по пути то одна застрянет, то другая, и так на протяжении всего долгого хода. Смотришь на ледоход — представляешь человека на жизненном пути...

— Вы заметили, — неожиданно он перевел разговор, — вы заметили, что наши проспекты идут от Амура параллельными лучами и, кажется, останавливаются где-то далеко у сопок? Не правда ли, с высоты берега они похожи на подвесные мосты?..

— Михаил Николаевич, таким вы представляли Комсомольск?

— Да как сказать... Мы только мечтали о гранитном береге, потому что вся наша жизнь была привязана к реке. Палатки ставили здесь, костры разжигали, воду пили прямо из Амура. И ожидали пароходов...

За разговором мы не заметили, как наступила темнота и на равнине, окруженной грядами сопок, возникли, как звездное небо, огни города. Они как бы ложились на плавный беспрерывный силуэт сопок. Казалось, сопки должны были преграждать путь холодному ветру. Но нет, он дул с Амура. Успокоившись на мгновенье, налетал внезапно, рвал одежду, уносил наши голоса; мы переставали слышать друг друга и тогда поворачивали обратно. А Михаил Николаевич продолжал вспоминать свою молодость, товарищей из Нижнего и с какой-то доброй иронией говорил, что их, нижегородских ребят, называли здесь бригадой «Стандарт» — все они, как на подбор, были малорослыми... Но когда я узнал, что Михаил Николаевич пришел на встречу прямо с работы — он был начальником треста Комсомольск-жилстрой, — я не сдержался и спросил, какого же он года рождения.

— Тринадцатого...

Значит, он приехал строить город на Амуре девятнадцатилетним парнем...

Изрядно продрогнув, я возвращался в гостиницу. Из настежь открытых стеклянных дверей кафе на берегу доносилась музыка, и, видя юношей за журавлями микрофонов электрического оркестра, я пытался представить ребят в полукрестьянской, полувоенной одежде, с побитыми и потертыми инструментами — медью духового оркестра...

Недалеко посреди поля саженцев лиственниц и берез белели в темноте стелы мемориала в честь комсомольчан, погибших в Великой Отечественной войне. Но странно, я не видел колышущегося пламени Вечного огня. Подойдя ближе, поднялся на террасу и тут увидел людей: вчерашние десятиклассники плотным полукольцом обступили Вечный огонь. Они не замечали, как постепенно теснились все ближе и ближе к нему и, глядя на языки пламени, подставляли себя его теплу...

На свист и шум приближающегося поезда мы с Евгением прореагировали одновременно.

— Отойдем, — предложил он, когда машинист электровоза выглянул из своего окошка.

Не успели мы сделать и несколько шагов по насыпи вниз, как нас обдало горячим ветром. Замелькали перед глазами стучащие колеса, загудел мост. Казалось, мы стояли так очень долго. Может, это и вернуло вдруг сознание к голубым дымам костров... В переплетениях конструкций моста исчезали буферные тарелки последней платформы. Но когда состав с лесом прошел, в опустевшем воздухе остался звон. Мост звенел, как камертон.

Комсомольск-на-Амуре

Надир Сафиев

Элой Монтехо избирает путь

Первый в «черном списке»

Студент-историк Элой Монтехо, стройный, невысокий юноша лет двадцати, торопливо шел по безлюдному переулку. Тесно прижавшиеся друг к другу, невзрачные одноэтажные домики под красными черепичными крышами, словно два длинных барака, тянулись от перекрестка до перекрестка. Одет юноша был в потрепанные брюки из дешевенького тропикаля, застиранную цветастую рубашку и старенькие черные полуботинки. В руке прозрачный пластиковый пакет с тетрадями. Хотя было всего восемь часов утра, в воздухе чувствовалась духота, предвещавшая дневное пекло. Да, январь в этом году выдался на редкость жарким.

Взглянув на часы, Элой прибавил шаг, боясь опоздать на лекцию. Водитель промчавшегося мимо «форда», видимо, тоже спешил — он гнал машину по узкому переулку на предельной скорости. Элой приостановился, глядя ей вслед. В человеке, сидевшем за рулем, он узнал журналиста и писателя Педро Хоакина Чаморру, одного из создателей и в недалеком прошлом президента Демократического союза освобождения. Союз этот включил два крупнейших профобъединения и несколько политических организаций, в том числе Социалистическую партию, партию никарагуанских коммунистов. Сам Чаморра не был коммунистом, но его мужественная борьба против» диктатуры Сомосы снискала ему всеобщее уважение как признанному лидеру оппозиции,

«Не иначе торопится к себе в редакцию», — с невольной завистью подумал Монтехо. Он ведь тоже решил после окончания университета всерьез заняться политической журналистикой и, кто знает, возможно, со временем стать таким же видным обозревателем, как Чаморра, бессменный главный редактор старейшей и самой влиятельной в стране оппозиционной газеты «Ла Пренса». Элой уже сейчас пробовал писать и даже опубликовал несколько заметок в «Ла Пренсе», чем очень гордился, хотя и понимал, что до осуществления его мечты еще далеко.