Вокруг Света 1978 № 09 (2456) - [4]

— По дому скучаю... — Магомет вздохнул. — Особенно когда делать нечего. А когда в рейсе, нет времени скучать! Помню, раз едем по снежной целине — мороз страшный! Наверху лед, скользят колеса, а внизу пар! Черт его знает почему так! Доехали до реки Тромъеган. Надо дальше ехать... На берегу толпа шоферов. Никто первым через реку ехать не решается. «Вчера, — говорят, — «Урал» здесь утонул, еле успел шофер выскочить. Кто хочет рискнуть? Во, — говорят, — человек с Кавказа! Давай, джигит!» — «Я, — говорю, — не с Кавказа, я из Дагестана». — «Все равно ты джигит, — говорят. — Вон какие у тебя усы!» — «Ладно, — говорю, — смотрите, как джигиты ездят!» Сажусь за руль, выезжаю на лед. Потом включаю прямой медленный ход, фиксирую ручкой газ и., спрыгиваю с машины. Машина моя одна спокойненько до другого берега доехала — тихонько носом в снег ткнулась. Я ее обратно таким же образом вернул... «Ээээ, — говорят, — так нельзя, с грузом давай!» Пришлось мне груженому — девять тонн — поехать... Кручу баранку, сам на подножке стою... Едет мой «Урал», едет, родной... Доехали. А следом все остальные. Как меня потом качали! С тех пор вся трасса знает меня... И вот тогда я по дому начал скучать. Эх, думаю, вернусь, стану рассказывать, разве кто поверит?

— Значит, все-таки думаешь домой возвращаться?

— Вот железная дорога до Уренгоя дойдет, там видно будет...

Юрий Козлов

Инуит — значит люди

Это было в Монреале, на пляс Бонавенчер, в городском центре искусств. В нижних этажах небоскребов, окружающих площадь 20—30-этажным частоколом, устраивают выставки канадские художники. Очутившись однажды в утренние часы на пляс Бонавенчер, я решил пройтись по одному из залов. Посетителей там еще не было, и я обрадовался случаю без спешки и суеты рассмотреть работы. На щитах, затянутых светло-серой рогожкой, было развешано более сотни полотен. Суровые зимние пейзажи. Серые сумерки арктического дня. Скупая игра красок весенней тундры. Скованные льдами озера. Буйство северного сияния. Иглу, над которыми колеблются в морозном воздухе струйки дыма... Смуглые дети, резвящиеся на снегу, мужчины с добродушным прищуром зорких охотничьих глаз, искусные резчики по мыльному камню и моржовой кости. Женщины в парках, стряпающие на костре. Охотники, рыбаки и их добыча; старики, рассказывающие давние предания внукам.

Рассматривая полотна, я, словно идя за художником, проникал в мельчайшие детали эскимосского быта, поражался функциональной красоте одежды, орудий охоты и труда. И с первой до последней картины ощутимо лилась на зрителя глубочайшая симпатия живописца к обитателям снегов Канадской Арктики.

— И каково же ваше впечатление?.. — раздался голос.

Я обернулся. Преклонных лет мужчина — светлые голубые глаза, узкое лицо, крупный нос, характерный, с глубокой ямочкой, подбородок. Рыжеватые, с обильной проседью волосы спадают на ворот свободной бархатной блузы. Белая рубашка с мягким отложным воротничком, черный шелковый бант, небрежно, но с артистизмом завязанный, — ну просто хрестоматийный портрет маэстро...

— Рад познакомиться. Марио фон Брентани, — представился он.

После первых фраз, какие всегда неизбежны при знакомстве с автором только что прочитанной книги или увиденной картины, я спросил:

— Вы монреалец, живете за многие тысячи километров от эскимосских поселений, а избрали для своих сюжетов, в сущности, одну тему — жизнь обитателей крайнего севера. Почему?

— Увлечение Арктикой, эскимосами пришло от сына, — улыбнулся Брентани. — Еще студентом-филологом он увлекся аборигенами северной Канады. И когда университет был окончен, он решил махнуть на край света — в самый северный поселок Сакс Харбор. Там только что открылась школа и требовался человек, чтобы вести ее. Писем от него мы с женой ждали с нетерпением. И знаете, он так удивительно сочно и образно рассказывал о людях, которые его окружают, что я заочно влюбился в этот дальний уголок. Поездка к сыну превзошла все мои ожидания. С тех пор я бываю там, когда только могу. Ну а результаты — они перед вами.

Картины Марио фон Брентани были лишь первой искрой. К ней добавилась и другая — встреча с известным канадским писателем Фарли Моуэтом (1 В нашем журнале публиковались главы из книг Ф. Моуэта «Отчаявшийся народ», «Я жил среди волков», «Люди оленного края» и очерк «В снегах Зеленого мыса» о поездке Ф. Моуэта на север СССР.).

Этот улыбчивый, заросший густым волосом человек, из-за чего трудно сначала определить его возраст, встретил нас на пороге своего старинного дома. Около его ног напрягся в ожидании команды лохматый ньюфаундленд. Голос Большого Друга был мягок, доброжелателен и ровен, и Альберт, верный пес, вежливо махнув хвостом, уходит к крыльцу, лениво плюхается у ступенек и, словно улыбаясь, вываливает розовый влажный язык.

Не желая расставаться с осенним солнцем, мы прогуливаемся по шуршащей гальке, разглядываем свинцовые просторы самого большого внутреннего канадского «моря» Онтарио. Чуть в стороне от дома причал, где среди разнокалиберных яхт, моторных катеров пришвартована и небольшая шхуна Фарли Моуэта. Ее владелец с хрипотцой рассказывает о своих путешествиях; веселых, а порой и трагических происшествиях, чуть не стоивших ему жизни. Но, даже рассказывая о встретившейся на его пути смертельной опасности, он облекает поистине драматические ситуации, пережитые им, в милую юмористическую форму.