Вокруг Света 1977 № 07 (2442) - [5]

«Красный» учитель Энрике

Энрике Гонсалес — плечистый, высоченный парень с белозубой улыбкой и веселыми черными глазами — сопровождал меня по Буэнос-Айресу.

Увидеть хотелось многое, и двадцати четырех часов в сутках не хватало. Казалось, что город стремится оправдать данное ему несколько веков назад название — Буэнос-Айрес — «Добрые ветры». Повсюду народ праздновал победу над реакцией. С флагами выходили колонны встречать Освальдо Дортикоса и Сальвадора Альенде, приглашенных на церемонию передачи президентских полномочий.

Энрике повел меня на первую демонстрацию, организованную комсомольцами Буэнос-Айреса у здания чилийского посольства.

Тысячи 15—20-летних ребят дружно скандировали лозунги, выбрасывали вверх сжатые кулаки — символ солидарности интернационалистов всего мира. Вспыхивали блицы репортеров, пробегал по толпе луч прожектора — работали осветители кинохроники и телевидения. А комсомольцы (я был потрясен увиденным) привычно закрывали лица флагами или плакатами, как делали это в течение долгих нелегальных лет. Стоило лучу уйти в сторону, и снова открывались улыбки, сияли глаза.

...В школе Энрике знали как заводилу и бунтаря. Вместе с товарищами он организовал забастовку школьников — в знак протеста против ограниченного приема дедей бедняков. Разумеется, это пришлось не по вкусу начальству, и, хотя учился мальчик неплохо, ему пришлось покинуть городок Хачаль, где жили тогда родители, и переехать в столицу провинции Сан-Хуан. Работать Энрике начал с шестнадцати лет. Он не знал, что к нему давно уже присматриваются комсомольцы — члены Федерации коммунистической молодежи Аргентины. Строгие правила конспирации не позволяли им открыться перед новичком — требовалась проверка. Лишь через год он был принят в организацию.

С приходом к власти военных в 1966 году наступили тяжелые времена. Диктатура обрушила на коммунистов репрессии. В университете, где теперь учился Энрике, как и во многих других учебных заведениях, шла борьба за автономию. Войска несколько раз вторгались на территорию университета, чтобы подавить сопротивление студентов. Именно тогда, в стычках с солдатами, молодые коммунисты впервые задумались о необходимости начать агитационную работу в армии. Через несколько лет эти идеи вылились в одну из важнейших форм деятельности комсомола: по всей стране проходили собрания призывников, «а которых будущие солдаты давали клятву матерям и невестам «не стрелять в народ». Но это через несколько лет. А тогда, в 1967-м, в армию призвали самого Энрике.

Служил он в небольшом местечке Каусет, неподалеку от Сан-Хуана, в подразделении мотопехоты.

Однажды утром приятель-телеграфист сообщил по секрету, что в Сан-Хуане забастовка: рабочие и студенты вышли на улицу, полиция не справляется, и вот-вот придет приказ о выступлении. Коммунистов в подразделении было только двое: Энрике и Армандо Ливарес — знаменитый ныне Ливарес, руководитель восстания в Чаконе. Оба понимали, что произойдет, если бастующие столкнутся с вооруженными солдатами. Нужно было сорвать выезд. Когда сыграли тревогу и солдаты бросились к машинам, Энрике и Армандо преградили им дорогу. «Не наше это дело — подавлять демонстрации!» — выкрикнул Ливарес. Началась дискуссия... Они затянули ее на три часа. За подобные действия грозил военный трибунал, но, к счастью, обошлось. Пока дискутировали, демонстрация кончилась, и приказ о выступлении отменили.

«Дискуссия», впрочем, не прошла незамеченной. При первой же возможности Энрике демобилизовали.

В короткий срок Гонсалес и его товарищи создали провинциальный комитет ФКМА. Уже стало ясно, что период «экспектативы» — «ожидания» — заканчивается. Пришла пора показать силу. Коммунисты решили организовать на улицах города манифестацию против диктатуры.

Как в то время ходили на демонстрации? Колонны в основном были небольшие — человек по двести-триста. Впереди и сзади на некотором отдалении шли заслоны из самых отчаянных и смелых ребят. В случае надобности они дрались с полицией и при появлении полицейских машин разбрасывали на мостовой «мигелитос» — стальные шипы с острыми иглами: как их ни бросишь — всегда одна игла торчит кверху. Кто и когда назвал эти шипы «мигелито» — именем вихрастого дерзкого школьника, постоянного персонажа острых аргентинских анекдотов?

По традиции в первых рядах колонны шли руководители партии и комсомола. Не все, конечно, а только те, кому было поручено работать полулегально. Как правило, эти люди уже известны полиции Они открыто выступали на митингах, собраниях, вели переговоры с другими левыми демократическими организациями. Часть же руководства всегда оставалась глубоко законспирированной.(Когда арестовывали одного из полулегальных, его место занимал другой.

Работать в подполье трудно, но, пожалуй, на полулегальном положении не легче. Полиция знает настоящее имя, адреса жены, родственников, иногда друзей. В сотнях экземпляров распространяются фотографии. Начинается «охота». Однако произвести арест не так-то просто. На собрании это сделать практически невозможно— товарищи не дадут в обиду. А после митинга надо еще найти человека и если уж арестовывать, то только имея на руках улики, указывающие на незаконную деятельность. Если же улик нет, судья будет вынужден распорядиться об освобождении.