Вокруг Света 1970 № 07 (2358) - [21]

Небо над Тунгурауа расчистилось, и вершина вулкана засияла в бездонном небе, а горы вокруг стояли золотые и фиолетовые в лучах заходящего солнца.

Дорога крутыми витками уходила вниз. Баньос виднелся на фоне гор, покрытых пышным тропическим лесом. К ночи светляки зажгли свои зеленые огни, зазвенели громче цикады. Чудилось, будто звуки эти летят на землю со звезд, горящих на черном бархате неба.

К полуночи Олмедо добрался до улочки, где прежде стояли домик и пекарня абуэлиты Марии. Слух о его приходе быстро разнесся по городу. Отовсюду шли люди поговорить с человеком, перешагнувшим через пропасть.

— Без мокасин не пройти бы вам, компаньеро.

— Теперь их как рекламу надо выставить перед мастерской.

— С такой рекламой много заработать можно. Разбогатеете.

— Отбоя не будет от заказчиков!

— Все это верно, а пока как мне с этим богатством распорядиться, — усмехнулся невесело Олмедо, показывая на спящих под тряпьем малышей.

— А где же ваши старшие, Олмедо? Эрнесто не с вами?

— Нет, — сдержанно ответил он, — его со мной нет. Старшие остались в Амбато, — и перевел разговор на другое.

У Олмедо всегда были верные друзья. Не оставили они его и на этот раз. Утром Висенте увидел, как Олмедо привязывает к агуакате двух спокойных крестьянских мулов. Подергивая кожей, мулы жевали траву, словно знали, что надо заправиться на дальнюю дорогу. Всю жизнь они таскали грузы, пережили не одно землетрясение. Возможно, им вовсе не хотелось идти из Баньоса в Риобамбу, но они никак этого не выразили.

На одного мула усадили абуэлиту Марию с Пауло на руках, впереди ее ухватился за гриву Лаутаро, а позади села Грасиэла.

Старый мул покачал головой и обернулся к Олмедо.

— Что поделаешь, старина, придется посадить еще Висенте, — извинился Олмедо. — Возле хвоста у тебя есть еще местечко, — тронул он его костлявую спину.

«Нет там никакого местечка»,— раздраженно глянул на него мул, но, как всегда, промолчал и отвернулся.

И на второго мула детей хватило. Так и ушли на Риобамбу теми самыми тропами, по которым, каждый знает, нельзя пройти после ливня.

Фаусто Андраде

Перевела с испанского Г. Машкова

Зыбкое царство туманов

Каким станет Полесье! Что станется с заболоченным «царством туманов», раскинувшим сейчас свои владения на два с половиной миллиона гектаров! Лучше всего об этом говорят цифры плана мелиорации гигантской низменности: половину этой территории займут колхозные поля; 780 тысяч гектаров останется или станет лесом; 130 тысяч гектаров займут водохранилища; 150 тысяч гектаров пойдут под заповедники; 210 тысяч гектаров будут оставлены в том виде сохранности и первозданности, который необходим природному балансу Полесья.

А на «моем» болоте туман стоял легким прозрачным облаком — просторным, разлапистым.

Чтобы попасть в лес, вернее, еще только в подлесок, надо было пройти сквозь этот туман. Входишь в него — а его уж и нет, такой он прозрачный. Только чувствуешь холодок, и знаешь, что ты в тумане и на болоте — земля забирает ногу, не отдает, потом чавкнет — мокро, со всхлипом — и отпустит.

Когда это болотце прорыли канавами, оно еще и тогда гляделось болотом. Но только гляделось. Идти в лес стало легче, хорошо стало. Поначалу вроде никто и не заметил, что клюквы стало меньше, — подумаешь, не много ее и было: так себе, если уж очень стараться, на зиму на кисель наберешь... Потом черничник, тот, что в подлеске, отступил: то ли в лес дальше ушел, то ли вдруг стал заметен только тот, что и был всегда в лесу. Но голубики не стало совсем. Зато перед лесом поднялась рожь. Хорошее вышло поле.

Но почему-то — было это, кажется, на третий год — рожь вдруг не удалась. Тогда я и не знал, почему такое происходит. Жаль было только речку. И без того тонкая, она вдруг, как старая измочаленная веревка, стала рваться. Особенно такое случалось в засушливые годы. А раньше-то этого с ней не бывало.

Все это вспомнилось мне, когда довелось идти по одному из полесских болот. Вспомнилось, наверное, потому, что по болоту надо идти не торопясь, чтобы не быстро выдохнуться, а при такой ходьбе чего только в голову не взбредет, а уж детство-то в первую очередь.

Никакой крепкой связи между моими воспоминаниями о крошечном болотце под Москвой и этими громадными болотами не было и быть не могло. Да и какая там связь? Было ли в «моем» болоте хоть десяток гектаров? Вряд ли. А здесь их миллионы! Это нельзя ни увидеть (как увидишь такое пространство!), ни даже представить — ведь как человек ни хитер, а доведись ему представить себе что-нибудь, чего больше ста, и уж ему никак этого не вообразить...

Вот туманы полесские и представить и увидеть можно. И опять туману над «моим» болотом не сравниться с этими туманами. В тот входишь — и «не видишь» его, а здесь... Когда двое рыбаков, что шли далеко впереди меня, стали подходить « первому облаку, я думал, им и не войти в него: просто не пробьют белую его стену, повернутся, и начнут обходить ее по краю. Я б даже не очень удивился этому. Я больше удивился, когда они все-таки вошли в белесую стену и тут же пропали; — сгинули. Сначала еще виднелись над туманом их головы и тонкие концы спиннингов, потом одна голова пропала — этот рыбак был ниже своего товарища. Теперь осталась одна голова, и рядом с ней туман рассекало удилище, идущее само собой... Потом пропало все. Удалось ли этим людям вынырнуть с другого края туманного озера, мне увидеть уже не пришлось. Слишком оно было велико. Так я и шел с совершенно нелепым ощущением, что два человека пропали на моих глазах. Хотя я, конечно же, знал, что ничего с ними не случилось, и мне самому скоро предстоит войти в это озеро тумана и тоже исчезнуть.