Вокруг «Серебряного века» - [215]
А. А. Трубников[1110], приятель Маковского («Аполлон», «Старые Годы»), гоняется за арабскими мальчишками. Теперь это опасно: могут принять его за сочувствующего алжирскому правительству.
Обедаем в Ницце, в том темноватом ресторанчике.
Г.В.: Вероятно, сюда зайдет этот серб… из недавних эмигрантов. Всегда одно и то же говорит — у вас жизня хорошая, не то что у нас… Хорошо живете, как Бог…
Вскоре серб действительно явился и немедленно же приступил к исполнению своей роли: «Жизня хорошая… как Бог».
Статный, русый, загорелый, веселые глаза…
Мы его потом опять встретили на Английской набережной.
Опять то же самое: «Жизня хорошая… как Бог». Но этот припев не надоедал, всегда он вкладывал в свою роль какие-то новые интонации — то насмешку, то сожаление. И эта подкупающая улыбка: только славные умеют так улыбаться.
И Г.В. улыбается: «Ну, идите, идите… А я домой отправлюсь, к жене, она мне самовар поставит, в постель уложит, что и говорить — хорошая жизня». Я не умею вести таких музыкальных разговоров, в которых каждое слово так перенасыщено тональностью: дескать, всего говорить не стоит, но я тебя понимаю, знаю, что тебе деньги нужны, знаю, что ты не обедал сегодня, что жизнь твоя скверная, и знаю, что хорошо быть молодым, а моя вот молодость давно улетела…
Серб вынул из кармана монетку в пять старых франков (это один америк<анский> сент): «Не надо мне денег, на что они?» И бросил монетку на землю. Через минуту ее подобрала проходящая француженка: «Месье, это не ваши ли деньги?» Серб: «Ваши, мадам!» — «Мерси, месье!» Вероятно, француженка взяла их из суеверия — найденные деньги приносят счастье.
Темная, теплая ночь, белые отели уже не кажутся безобразными, колеблются пальмы, шелестит шелковое Средиземное море.
Сверкающий оскал улыбки. Темные веселые глаза.
Хороший вышел бы из него солдат. Верный товарищ, и в атаку выходил бы одним из первых.
Зачем-то он на Ривьере. Что-то подрабатывает, в порту ли, на променаде… Может быть, ему так и не придется спеть хотя бы первую ноту той тени теней, для которой он создан, — внутренно и внешне подготовлен. Потенциальный четник, потенциальный пройдоха.
Музыка, музыка — ночь и серб… Не шелест волны, а шелест архангельских крыл… Какая чепуха — и как хорошо!
2
Париж, 18-го июня <1960>.
Вчера были И. В. Одоевцева и Ю. К. Терапиано — любовники из богадельни. Ей не то 59, не то 62, ему — 63. Любовники скорее для рекламы — дескать, мы все еще можем.
И.В.О.: мелкие черты лица, блистающие взоры («благодаря» употреблению наркотиков?). Платье, шляпа в голубоватых тонах. Крашеные кудерьки навыпуск (из-под шляпы). Очень оживленная.
Уже виделся с ними прошлую субботу на Вожирар. А теперь мы позвали их обедать на бульваре Журдан.
Терапиано — румяный, обманчиво здоровый после всех операций. Вчера у него почему-то был испуганный вид.
Так он говорил о Цветаевой: получила 5 тысяч франков и купила великолепное манто, а у самой рваные туфли… Не дубина ли?
Нелепая, взбалмошная Цветаева, которая всегда за все платила потом, кровью, поехала с сыном к мужу и повесилась в России, на родине. Конечно, и <в> ней была своя поза, но она — мать, жена, она — поэт всерьез, на самом деле. «Благородная Цветаева».
Героиня из Чарской и Жанна д’Арк, Ламбаль, боярыня Морозова… по нраву была в бытии. Только хам может над Цветаевой смеяться.
Сегодня днем завтракал с С. К. Маковским (уже в третий раз в «таба» на Ваграм-Тильзитт).
У него письмо от г-жи Якоби (ум<ерла> в Америке, недавно). Якоби была в гимназии — ее учительница г-жа Мухина, возлюбленная Анненского, что «все знали» в школе[1111].
Другая возлюбленная: свояченица, сестра жены, у которой отваливались искусственные брови.
Вчера купил Анненского и прочел, не называя автора:
С.К.: Плохо…
Но это Анненский… Он сразу начал отступать…
Анненский большой поэт, но и <у> него столько же погрешностей, как и у Блока — тоже большого поэта…
С.К.: Ах, нет, Блок только слушал «голоса» и писал безграмотно…
После Музея Совр<еменного> Искусства были в Эльзасском кафе на Вожирар (288) — грязная, мещанская и чем-то очень симпатичная улица. Там С. Ю. Прегель, И. В. Одоевцева, Ю. К. Терапиано, В. А. Мамченко, В. Л. Корвин-Пиотровский[1112].
Мамченко: Зачем вы со Струве выпустили белогвардейские стихи Цветаевой, именно поэтому в Сов<етской> России не могли выпустить ее сборника…[1113] А почему вы написали «экспликацию» двух стихотворений Чиннова[1114]? Даже Пушкина так подробно не разбирали…
Я: Вы все, даже вы, Мамченко, завидуете Чиннову…
Я же и Державина разбирал.
Мамченко: В. А. Злобин написал иконный очерк о смерти Мережковских в сб<орни>ке «Орион»[1115]. Я видел, как умирала З. Н. Гиппиус — ползала на четвереньках, а из горла вываливалась питательная трубка, и какая ужасная она была в гробу. Нужно правду говорить. Самую жестокую. Но я знаю, что этого не напечатают.
Мамченко может сболтнуть, но он «чистый» среди них. Очень уже морщинистый, и все-таки «мальчик», «подросток» — из мастеровых, свет<лые> блестящие глаза. Быстрый говорок. Я его назвал «совестью», а быстрый Корвин добавил: «Я „понимание“…»
Сборник посвящен писателю и поэту М. А. Кузмину.В России вышли несколько книг стихов и прозы Кузмина, сборник статей и материалов о нем, появились отдельные публикации в журналах и разных ученых записках. И все-таки многое в его жизни и творчестве остается загадочным, нуждается в комментировании и расшифровке. Именно поэтому автор опубликовал в настоящем сборнике статьи и материалы, посвященные творчеству Михаила Алексеевича Кузмина от первых лет его литературного пути до самых последних дошедших до нас стихов.
Сборник, посвященный 70-летию одного из виднейших отечественных литературоведов Константина Марковича Азадовского, включает работы сорока авторов из разных стран. Исследователь известен прежде всего трудами о взаимоотношениях русской культуры с другими культурами (в первую очередь германской), и многие статьи в этом сборнике также посвящены сходной проблематике. Вместе с тем сюда вошли и архивные публикации, и теоретические работы, и статьи об общественной деятельности ученого. Завершается книга библиографией трудов К. М. Азадовского.
Российский литературовед, профессор. Родился в семье профессора МГУ. Окончил филологический факультет МГУ (1973) и аспирантуру при нём (1978). Преподаёт в МГУ (с 1978). Доктор филологических наук (1992), профессор МГУ (1994). Заведующий кафедрой литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ (с 1994 года). Сопредседатель Русского библиографического общества (1991). Член Союза писателей Москвы (1995). Член редколлегий международного поэтического журнала «Воум!», журнала «НЛО», альманаха «Минувшее».В книге собраны избранные труды Н.А.Богомолова, посвященные русской литературе конца XIX — первой трети ХХ века.
Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус… В первый том посмертного собрания статей выдающегося филолога, крупнейшего специалиста по литературе серебряного века, стиховедению, текстологии и русской модернистской журналистике Николая Алексеевича Богомолова (1950–2020) вошли его работы, посвященные русским символистам, газете «Жизнь» и ее авторам, а также общим проблемам изучения русской литературы конца XIX — начала ХХ веков. Наряду с признанными классиками литературы русского модернизма, к изучению которых исследователь находит новые подходы, в центре внимания Богомолова — литераторы второго и третьего ряда, их неопубликованные и забытые произведения. Основанные на обширном архивном материале, доступно написанные, работы Н. А. Богомолова следуют лучшим образцам гуманитарной науки и открыты широкому кругу заинтересованных читателей.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.