Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий - [22]

и сидя в кафе на крыше с чашкой темного кофе со сгущенным молоком, а в это время крошечные птички бились крыльями о прутья своих деревянных клеток. Однажды днем мы взяли билеты в мавзолей Хо Ши Мина, не имея ни малейшего понятия, что посетителей здесь принимали только до 11 утра. Размещенное в строгом советском мраморном монументе тело покойного вождя было забальзамировано и помещено в стеклянный гроб, и это, как выяснилось, шло вразрез с его собственным желанием быть кремированным. Другим его неисполненным желанием было то, чтобы прах был помещен в три урны, которые должны быть захоронены на вершинах холмов на севере, юге и в центре Вьетнама без всяких опознавательных знаков. В 1989 году вьетнамское правительство призналось в том, что не выполнило его волю, также фальсифицировало дату его смерти, чтобы она не совпала с Национальным днем Вьетнама и не превратила ее в день траура. После того как мы поняли, что прибыли слишком поздно, чтобы осмотреть внутреннюю часть здания, мы побродили по территории мавзолея, ругаясь на повышенную влажность и убеждая себя, что Дядюшка Хо не желал бы быть замеченным в таком состоянии.

Печально было покидать Ханой, но, желая увидеть остальную часть Вьетнама, мы прибыли на центральный вокзал, готовые сесть на борт «Экспресса Воссоединения», который курсирует от Ханоя до Сайгона. Как и в случае с Трансмонгольским, это название носит не определенный поезд, а непосредственно сам маршрут. Строительство этой железной дороги было завершено французскими колонистами в 1936 году, однако в 1954 году она была разделена на части, в то же время сам Вьетнам был поделен на север и юг. Во время войны во Вьетнаме железная дорога сильно пострадала от американских бомб, позже она была восстановлена, и на ней возобновилось регулярное сообщение после воссоединения страны в 1976 году. Мы путешествовали как раз в пик сезона, когда для удовлетворения возросшего спроса был введен дополнительный поезд SE17 – Limited Express. Подходя к поезду, я разглядывала ржавчину снаружи и изо всех сил пыталась понять, какой цвет здесь был когда-то. Взбираясь по ступенькам, я сильно боялась, что они сломаются прямо под ногами и я рухну на рельсы. Кое-как мне удалось забраться в вагон, во время подъема лесенка скрипела от каждого движения. Название Limited (что означает «ограниченный») не в полной мере описывало этот поезд: внутренняя часть вагона выглядела как после пожара. Краска хлопьями сходила со стен, покрывая спальные места желтой шелухой. Серые клубки пыли покрывали кондиционер, который по бокам был подклеен кусками скотча, два из которых уже отклеились, к одному приклеилась мертвая синяя муха. Черная плесень покрывала потолок, из-под раковины доносился запах гнили, под ней была сломанная труба, благодаря чему вода сочилась прямо в купе. Стоя по голени в воде, охранник пытался ее вычерпать, мокрая от пота рубашка прилипла к спине.

Всякий раз, когда я читала о таких поездах в блогах, в них рассказывалось об удобных купе и продавцах, разносивших еду до места, и все обычно сопровождались красивыми фотографиями с подвязанными по бокам шторами, розовыми пластиковыми цветами и лысыми мужчинами среднего возраста с пивом в руках. Судя по всему, никому из этих блогеров не довелось покататься на таком вот мусорном контейнере на колесах, и я была потрясена и крайне взволнована от перспективы доехать из пункта А в пункт Б в этих условиях. Это была настоящая проверка нашего боевого духа, во время которой предстояло узнать, чего мы на самом деле стоим и как долго сможем прожить, не заразившись столбняком. Я оставила рюкзак рядом со своей полкой и села к окну, в этот момент вагон начало сильно трясти, и мы было подумали, что поезд тронулся, как вдруг выяснилось, что тряску вызвали бешеные скачки четырех братьев и сестер, в возрасте до шести лет, одетых в спортивную одежду и при этом босых, которые носились туда-обратно по всему коридору. Нашими соседями по купе стала пара из Дании, они сидели на своих полках и читали, все наши попытки завести разговор их только раздражали, и в конечном итоге они оба отвернулись к стене, скрываясь от нашей назойливости.

Когда поезд покидал вокзал под аккомпанемент теплого тропического дождика, из динамиков над нами раздались душераздирающие звуки песни, судя по всему, исполняемой женщиной в сильных мучениях, и больше всего эта песня напоминала звуковое оружие, которое должно было лишить нас воли к жизни и всех имеющихся стремлений. Красные огни города размывались в струях дождя, щедро поливающего окна. В первый час поезд двигался параллельно шоссе, от которого нас отделял всего лишь деревянный забор, за которым можно было заметить пары на скутерах и грузовики, которые пролетали мимо нас в противоположном направлении. Какое-то время мы ехали ноздря в ноздрю с водителями грузовиков, привычно зажимающих сигареты в углу рта, краем глаза заглядывающих к пассажирам в купе, но затем поезд сменил траекторию и теперь двигался в глубь города. Видимо, изначально смирившись с ужасным состоянием купе, тот, кто отвечал здесь за мягкую мебель, решил украсить его парой абсолютно неподходящих к обстановке золотых штор в надежде, что они отвлекут пассажиров от всего остального. Удерживая их на весу, я сидела у окна, наблюдая за тем, как поезд с шумом проносился в темноте мимо разрушенных домов, освещаемых керосиновыми лампами (перед ними неизменно были растянуты веревки, на которых сушились детские вещи). Ночные поезда предлагали особый вид вуайеризма, и я сидела в темноте, пока остальные спали, шпионя за городскими семьями, которые постепенно готовились ко сну: мужчины намывают посуду, женщины достают шпильки из волос. Но уже вскоре двери магазинов закрылись, лампы погасли, и мой взгляд не улавливал уже ничего, кроме кромешной темноты. Когда город пропал из виду, я опустила штору и забралась на свою полку. Поезд с грохотом продолжал свой путь сквозь тьму.