Воистину - [14]

Сцена пуста, только люди в черных костюмах с канделябрами в руках стоят на ней спиной к публике. Мышкин лицом к публике произносит свой монолог.

Пришел я не с огнем —

со словом, мне внушенным,

и виноват во всем, о Боже мой!

Крестами мы обменялись,

только он свой крест не носил.

И слабый, восхваляю непреложность

Твоих Законов, верую в прощенье,

прежде чем оно даровано Тобой.

Страх колыхнулся во мне,

вспыхнул свет, я увидел:

ужас, моя вина,

во всем виноват я,

предатель, и этой ночью

должен войти в Твою,

страшного знания

совесть моя не отринет.

Пусть Ты — любовь, дрожа

как в лихорадке, я вышел из Тебя

и немощным среди дрожащих

стал. Твою слепоту читая,

из-за нее мы во тьме,

знаю, я виноват

во всем, ведь Ты нас

не видишь — Ты веришь в слово.

На сцене расстилают красный ковер. Мышкин разворачивается и теперь тоже стоит спиной к публике. Появляется Настасья, хочет прорваться к Мышкину на авансцену, но между ними несколько раз вторгается Рогожин с ножом в руке. Черные фигуры выполняют движения болеро. В конце концов Рогожину удается схватить Настасью и, повернувшись спиной к публике, он уносит ее со сцены. Черные фигуры уходят. Из колосников опускается икона. Мышкин без сил стоит перед нею.

Открой мне!

Все двери заперты, глухая ночь,

не сказано еще, что сказано должно быть.

Открой мне!

Пронизан воздух гнилью, губы — в синем

чехле, ни разу не целованные губы.

Открой мне!

Читаю, призрак, на твоих ладонях,

на лбу своем: ты хочешь, чтобы я ушел.

Открой мне!

Наконец выходит Рогожин, Мышкин делает шаг ему навстречу.

Будет завтра мой рот на замке. Я хочу

быть с тобой в эту ночь, я не выдам тебя.

Рогожин послушно ведет Мышкина за икону. На сцене совершенно темно. Обе следующие терцины Мышкин произносит в полной темноте.

На канатах тишины колокола

возвещают сон,

усни, возвещают сон.

На канатах тишины колокола

звонят покой или смерть,

приди, пусть будет покой.

Становится немного светлее. Сверху из колосников опускается белая веревка. Мышкин стоит неподвижно, веревка становится все длиннее, выходят танцоры и лаконичными торжественными движениями изображают начало безумия.

Хореография: Татьяна Гзовски

Музыка: Ханс Вернер Хенце[26]

DAS SPIEL IST AUS

Mein lieber Bruder, wann bauen wir uns ein Floß

und fahren den Himmel hinunter?

Mein lieber Bruder, bald ist die Fracht zu groß

und wir gehen unter.

Mein lieber Bruder, wir zeichnen aufs Papier

viele Länder und Schienen.

Gib acht, vor den schwarzen Linien hier

fliegst du hoch mit den Minen.

Mein lieber Bruder, dann will ich an den Pfahl

gebunden sein und schreien.

Doch du reitest schon aus dem Totental

und wir fliehen zu zweien.

Wach im Zigeunerlager und wach im Wüstenzelt,

es rinnt uns der Sand aus den Haaren,

dein und mein Alter und das Alter der Welt

mißt man nicht mit den Jahren.

Laß dich von listigen Raben, von klebriger Spinnenhand

und der Feder im Strauch nicht betrügen,

iß und trink auch nicht im Schlaraffenland,

es schäumt Schein in den Pfannen und Krügen.

Nur wer an der goldenen Brücke für die Karfunkelfee

das Wort noch weiß, hat gewonnen.

Ich muß dir sagen, es ist mit dem letzten Schnee

im Garten zerronnen.

Von vielen, vielen Steinen sind unsre Füße so wund.

Einer heilt. Mit dem wollen wir springen,

bis der Kinderkönig, mit dem Schlüssel zu seinem Reich im Mund,

uns holt, und wir werden singen:

Es ist eine schöne Zeit, wenn der Dattelkern keimt!

Jeder, der fällt, hat Flügel.

Roter Fingerhut ist's, der den Armen das Leichentuch säumt,

und dein Herzblatt sinkt auf mein Siegel.

Wir müssen schlafen gehn, Liebster, das Spiel ist aus.

Auf Zehenspitzen. Die weißen Hemden bauschen.

Vater und Mutter sagen, es geistert im Haus,

wenn wir den Atem tauschen.

КОНЧЕНА ИГРА >{8} [27]

Дорогой мой брат, не построить ли плот,

не пуститься ли по небосводу?

Дорогой мой брат, будет скверным исход:

оба уйдем под воду.

Дорогой мой брат, мы рисуем пути,

выбираем на картах страны.

Осторожней, грифелем не зачерти

параллели, меридианы.

Дорогой мой брат, я хочу у столба

кричать о своем бесчестье.

Но из смертной долины тебя судьба

выводит со мною вместе.

В кущи ли, в табор ли мы забрели,

от песка на зубах — досада.

Возраст мой, и твой, и возраст земли

исчислять годами не надо.

Не бойся ни клейких паучьих цепей,

ни пугал, что делают люди.

В Шлараффии не ешь и не пей —

там одна лишь пена в посуде.

Победит — кто возле златого моста

скажет фее заветное слово, —

Но боюсь, что сокровищница пуста,

оно не отыщется снова.

Наши ноги изранены сотней путей,

оттолкнемся одной — и допрыгнем

до короля в королевстве детей

и его на игру подвигнем!

Финик взойдет, отрастут крыла,

нет на свете прекрасней вести!

.. Для савана — красный наперсток, игла.

Крыты бубнами крести.

Игра окончена. Дело с концом.

Спать пора. Заколочена крышка.

В доме видят призраков мать с отцом,

если у нас передышка.

ANRUFUNG DES GROßEN BÄREN

Großer Bär, komm herab, zottige Nacht,

Wolkenpelztier mit den alten Augen,

Sternenaugen,

durch das Dickicht brechen schimmernd

deine Pfoten mit den Krallen,

Sternenkrallen,

wachsam halten wir die Herden,

doch gebannt von dir, und mißtrauen

deinen müden Flanken und den scharfen

halbentblößten Zähnen,

alter Bär.

Ein Zapfen: eure Welt.

Ihr: die Schuppen dran.