Воины Света - [51]

Когда он наконец понял, чего от нее хочет, он хотел реализовать свои намерения, но после размышлений понял, что лучше повременить, лучше дать ей привыкнуть к новому положению. Нельзя сразу и внезапно отрывать человека от того, что впитывалось в него годами, в течение многих поколений. Ведь леры шесть тысяч лет целенаправленно воздействовали на людей, чтобы вывести новую расу.

После того, как он и Устеин были предоставлены самим себе, Хан ничего не слышал о Лизендир, и это начало его тревожить. Наконец, она появилась. Хан был рад, что она хорошо выглядит, но присутствие Устеин смущало его. Он смог прочесть в ее глазах, что отношения их перешли в иное качество. Не почувствовал он в ней и ревности, а, скорее, понимание, одобрение. Хан проанализировал свои ощущения и понял, что они аналогичны ощущениям Лизендир.

— Я пришла потому, что теперь мы можем поговорить спокойно. У меня очень интересная информация. Очевидно, мы каким-то образом вошли в доверие к этим чудовищам. Я делаю, что могу. Они убеждены, что я обучаю их высшим тайнам. А на самом деле я даю им начальные знания. Мне немного не по себе, так как этого хватит, чтобы стать на этой планете самыми опасными. Но при встрече с другими лерами они будут выглядеть беспомощными, как дети. Правда, некоторые из них имеют врожденный талант. Например, Хата. Это заставляет уважать его, хотя я, как и раньше, ненавижу все, что за ним стоит. Хан, твое поведение изумило всех. Хата поражен. Он стал уважать тебя. И я тоже. Я пришла сказать, чтобы ты вел себя так же. А еще посмотреть на твою девушку.

Хан позвал Устеин. Она появилась мгновенно и спокойно ждала, пока Лизендир рассматривала ее. Теперь, когда он видел обеих рядом, у него возникло ощущение, что Лизендир какая-то одноцветная, монохроматичная, в то время как Устеин сверкает всеми цветами радуги. Устеин была немного ниже ростом, чем Лизендир, и более хрупкая. Однако не ей, а Лизендир пришлось сделать усилие, чтобы сохранить бесстрастность на лице.

Наконец, она заговорила.

— Я понимаю, ты выбрал лучшее из того, что тебе предложили. Она гораздо больше, чем просто молодая прекрасная девушка. Даже, на мой взгляд, она очаровательна. Мы с тобой оба знаем, что между нами не должна лечь тень горечи. Ты должен был сделать то, что сделал, так как это было твоей судьбой задолго до того, как ты встретил меня.

— Я борюсь с собой, как могу, — ответил он, пряча глаза, будучи не в силах взглянуть в глубину ее серых глаз.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Не уподобляй меня секретаршам, с которыми ты имел дело в Бумтауне. У меня нет ни ревности, ни зависти. Я знаю, ты должен пойти на это, я сама этого хотела.

Хан молчал. Она продолжала.

— Ты спас эту девушку. Я тоже посетила выставку. Это отвратительно. Не сами люди, конечно, но то, что они стали такими, какие есть. Но все же люди на этой планете не лучше, да и леры тоже. Я не нашла ни одного заслуживающего уважения. Это животные, злобные, низменные. Оставь их, пусть ввергаются в хаос, какого заслуживают.

— Я сделал так, как ты мне сказала, так, как мне подсказывала совесть.

— Ты поступил правильно, но должен понимать, что это не награда тебе от Хаты, а проверка. И ты выдержал ее. Поэтому мы можем пользоваться теперь относительной свободой.

— Лизен… я не забыл…

Тут он увидел, как по ее лицу скользнула тень.

— Я тоже. Но ты прекрасно понимаешь, что мы не можем связать свои жизни навсегда, я буду вынуждена тебя оставить. Это предопределено судьбой. Твоя судьба читается даже в твоем имени. Теперь я могу сказать, оно означает власть воды. А она? Она предназначена для тебя. Посмотри на цвет ее волос — они огненно-красные — значит, она властвует над ветром. Я не ношу имя, которое означает власть огня. Ее ветер может погасить мое пламя, как свечу. Она на вид хрупка и нежна, но могущество вселенной на ее стороне. Вот так, Хан. Ты с самого начала знал, чем все кончится. Не думал же ты стоять возле моего дома и выть на луну? Нет. А я не собираюсь стоять возле твоего, но всегда буду твоим другом и стану помогать тебе во всем, как бы мне это ни было трудно и больно.

Она повернулась и исчезла.

Хан долгим взглядом посмотрел на Устеин. Наконец, она заговорила и, как всегда, откровенно. Голос ее был тихим и немного гортанным.

— Кто эта женщина?

— Она пришла в этот мир вместе со мной.

— Ты принадлежишь ей?

— Нет. Мы оба дикие.

Хан сказал «дикие», вместо того чтобы употребить слово свободные — в этом значении оно использовалось на этой планете.

— Я боюсь ее. Женщины жестоки; Она знает любовь, st вижу это. Но, с другой стороны, она холодна, как лед. Она приходила на выставку раньше тебя, смотрела на меня такими глазами, будто хотела убить взглядом.

— Устеин, чего ты хочешь?

— Хочу? Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

— Ну, нуждаешься.

Он помолчал.

— Каковы твои стремления, планы, надежды?

— Я… Не знаю. Чтобы иметь надежду, надо быть диким. Я не такая. Вижу, пока моя жизнь складывается более или менее сносно, но могло быть иначе. Для меня просто нет ни прошлого, ни будущего. Такова участь большинства людей.

— Мне сказали на выставке, что ты не лучшая из представленных, но все же я выбрал тебя.