Воины Света - [53]

Ее реакция была неожиданной.

— Ты хочешь покормить меня? — спросила она и заплакала.

Он склонился над ней, обняв рукой нежные плечи, и помолчал, ожидая, чтобы она успокоилась. Да, ему еще многое нужно узнать о ней, многому научиться. Постепенно рыдания смолкли.

— Мы — люди, — сказал он. — Мир, откуда я пришел, весь населен такими, как мы. Там нет клеш, там все просто люди.

— Я… я боюсь того мира. Я боюсь диких.

— Там нет диких. Там живут люди, которые гораздо лучше тех, что обитают на этой планете.

— Расскажи мне, я постараюсь понять. Я уже слышала о таких мирах, но не говорила. Но я боюсь, что не смогу стать такой, как ты. Ты должен отослать меня обратно, пока еще страсть спит в твоем сердце. Я не хочу видеть твой гнев, который проснется, когда ты увидишь, что я не равна тебе, что я слишком слаба.

— О нет! Ты не будешь слабой.

Он старался развеять ее страхи, пробудить в ней уверенность. Не сомневался, что ей хватит сил на все.

— Хватит об этом. Давай поедим. Потом расскажешь о себе.

— Все?

— Да. Я хочу знать все.

— А ты ответишь мне тем же?

— Конечно, сообщу то, что ты сможешь понять.

Он почему-то думал, что Устеин будет есть руками, но она довольно умело пользовалась ножом и вилкой. Правда, ела она чрезвычайно быстро. Она сказала:

— Пища — крайне серьезная вещь. Вот почему я удивилась, что ты пригласил меня поужинать. Мы, злат, всегда голодны.

— Ты не должна много есть. Ведь если ты растолстеешь, потеряешь свою красоту.

— Да… Я видела толстых женщин. Красивыми их назвать трудно.

Когда они поели, Хан предложил чашечку горячего пива. Устеин понюхала жидкость с подозрением.

Это запрещенный напиток.

— Для нас это не важно.

— Ты действительно хочешь оставить меня при себе навсегда?

— Да, если ты сама захочешь остаться.

— Ты предоставляешь мне решить это?

— Да. Но не здесь, а на моей планете, среди других людей, где ты будешь свободна даже от меня.

— О, я не воспользуюсь твоей щедростью ни здесь, ни там. У меня только одна жизнь, и я хочу прожить ее в любви…

Она замолчала, потом добавила с ехидством:

— А кроме того, мы еще здесь, а не там.

— Да, ты права. А теперь расскажи мне о злат. Садись рядом.

Она села возле него.

Начала она нерешительно, как бы опасаясь раскрыть тайну, но постепенно горячее пиво развязало ей язык, и она рассказала все.

Это была незамысловатая история. Из рассказа Устеин следовало, что вначале царил хаос и люди были такими же дикими, как звери. Но затем пришли леры, установили порядок повсюду, взяли под защиту людей. Мир для них стал тесным, но зато безопасным. Устеин знала, что некоторые люди все еще были дикими, но не завидовала им. Она вообще редко думала о них.

Злат, вот о ком она знала больше всего. Они, как показалось Хану из ее рассказа, были наиболее образованными, и все же намного, ниже по культуре, чем люди цивилизованного общества, из которого вышел Хан. Они были для леров даже ниже, чем рабы, так как совершенно не использовались для практических работ. У них не было религии, верований. Они соединялись в пары только по разрешению и то не больше, чем на неделю. А потомство их тщательно проверялось и, если не подходило требованиям леров, уничтожалось. Оставленные в живых дети первые годы росли вместе с женщинами, затем их воспитанием занимались мужчины. Вступив в пору зрелости, дети вели такую же жизнь, как родители — жизнь, не имеющую никакой практической ценности, подчиненную лишь требованиям и капризам леров. У Злат не было ни чувства собственного достоинства, ни собственности. Единственное, что принадлежало ей, — мелкие личные вещи, вроде покрывала, что принесла с собой Устеин.

Постепенно она утомилась, сон овладел ею. Она легла в постель, Хан заботливо укрыл ее. Нежная улыбка скользнула по лицу девушки. Она что-то сказала на своем языке, Хан не разобрал. Он не мог уснуть. Сидел возле постели спящей и думал о ней.

Хан думал об Устеин. Девушка жила только настоящим. Она не была опутана цепями традиций, или, как это происходит в цивилизованном обществе, подсознательными цепями культурных ценностей. Единственное, что управляло ею, — чувство внутреннего баланса. Ведь для его проявления нужно было забыть о том, что ты — дитя цивилизации, и сознательно опуститься куда-то между диким зверем и рабом, ниже раба. Ведь раб несет какие-то общественные функции, делает какой-то вклад в развитие общества.

Но ведь она человек. Не лер. И не животное. И у нее сохранился разум, который можно было как-то использовать. Лизендир сделала Хана частично лером, чтобы стать ему хоть немного понятнее. А Устеин просто поглощала все в себя, спрессовывала в своем вечном настоящем.

Хан долго размышлял, пока не почувствовал, что сон одолевает его. Тогда он погасил лампу и лег рядом со спящей девушкой, которая доверчиво прижалась к нему.

Хан продолжал думать о ней. Он не был новичком в отношениях с девушками, но эта отличалась от всех, кого он знал раньше. Чем? Красотой. Но это была не внешняя красота, предназначенная, чтобы скрыть внутренний мир. В ней было что-то иное, нечто абстрактное, что невозможно ощутить материально. Видимо, связанное со временем. Итак, время. Жена? Дети? Любовь? Семья. Дети. Бронзовые волосы и стройные ноги… Время… Чувство времени… Дети…