Воины Карла XII - [13]

— Царь относится к тебе с подозрением, о, мой господин! Он просто пытается обезоружить тебя своим благородством. Вот как могут обстоять дела.

— Он и взял бы меня своим благородством, если бы, однажды ночью, во время застолья, когда все мы были уже пьяны, он не залепил мне оплеуху. А я ценю свое ухо не ниже, чем царское, и оскорблений никогда не прощаю! Оскорбление угнездилось в моей душе, оно точит и грызет меня. Пусть я не царь по рождению, зато я царь по духу. И чего ради мои прекрасные казаки напялят на себя немецкие мундиры?! Но теперь к делу! Расскажи о своих похождениях, брехун ты несусветный!

— Слушай, господин! Одевшись, как нищенствующий монах, я двигался по дороге к шведскому штабу, но время от времени присаживался на колени к какой-нибудь трактарной девке, ставил кружку на стол, а когда я опускал глаза вниз и глядел на свои пальцы, что выглядывали из драного башмака, мне думалось: «А ведь перед вами посланник Мазепы!»

— Ну ладно. А как же ты нашел нашего франта?

— Нашего франта?

— Ну да. Его шведское величество. Короля Карла, Каролуса! Не думаешь ли ты, что он не менее блистателен в грязных лохмотьях, чем какой-нибудь надушенный французский принц в шелковых чулках? А к тому же он наделен редкостным северным легкомыслием, которое бесперечь щелкает кнутом и при этом восклицает: «Эй вы, поганцы, это все пустяки, беды не будет!» Ни разу еще ни одно несчастье не занимало его мысли долее, чем одну ночь. В этом и заключен секрет его силы. Но горе ему и судьбе его, если ему когда-нибудь доведется проводить ночи без сна. Мне не терпится его увидеть. Я мечтаю о встрече. Ну продолжай же!

— Первый раз я увидел его в парике и при оружии, отпечатанном не то на косынке, не то на фартуке у трактирной служанки, потом — на кружке, из которой я пил, на пряниках, которые я ел, на скатертях, и крышках сундуков, и табакерках, и базарных палатках. Никто не говорил ни о чем другом, кроме как о нем, и дети выстраивались и играли в «шведское богослужение». Крестьяне называли его богоизбранным папой для всех протестантов и при этом обнажали головы.

— Ну, ладно, а как он показался тебе, когда ты пришел к нему в ставку?

— Я предостерегаю тебя! Я предвижу несчастье! Я видел неопровержимые приметы. Мне он показался напыщенным и высокомерным…

— …каким бывает великий характер, которым мало-помалу начинает пренебрегать мир.

— После аудиенции в Саксонии Мальборо, пожав плечами, покинул его, а суверены начали смеяться над ним прямо у него за спиной…Устали даже его собственные генералы.

— Ты хочешь сказать, что он стал героем лишь для черни? Ну, посмотрим. Именно такой человек мне и нужен, чтобы собрать воедино дикую орду. Но если ты не скажешь мне, что собственными глазами видел, как он ест и пьет, я не поверю тебе, что это живой человек. И скажу тогда: юный король шведов пал в схватке под Нарвой, но тень его по-прежнему скачет перед войском, а снег валит, а снег валит, а барабаны гремят и рокочут, а поредевшие батальоны не знают не ведают, куда он их ведет. Когда враги различают его в облаке порохового дыма, они суеверно опускают свои мушкеты, не смея выстрелить, он же порой и не замечает, что рубится с людьми, которые уже готовы упасть перед ним на колени. Наемные убийцы роняют оружие, завидев его, и тем сами себя разоблачают — он же отпускает их без всякого наказания. Не рассуждайте с ним о государственном устройстве и трактатах! Он не сражается за богатство, как обычные люди, он вооружен Божьим мечом, дабы карать и миловать. Чего он после заключения мира пожелал себе в награду как победитель? Денег? Территорий? От Австрии он потребовал камергера, который за торжественной трапезой дурно говорил о нем, да вдобавок группу русских солдат, которые спаслись бегством через границу… да еще свободу совести для протестантов. От Пруссии он потребовал заключить в тюрьму некоего полковника, который своими советами помогал царю, да еще изгнать из страны некоего писаку, который подверг хуле указы Карла, направленные против пиетистов…От Саксонии он потребовал выдачи Паткуля и всех шведских перебежчиков, но свободы для принцев Собесских и всех саксонцев, которые перешли на сторону шведов. Самого короля Августа он принудил уложить в бархатный ларец все древние польские регалии и отправить их королю Станиславу. После того, как он сверг в Польше короля Августа, ему точно так же хочется свергнуть русского царя, либо вызвать его на поединок, но вот их корон и самодержавной власти ему и даром не надо. С древних времен ни один более удивительный властитель не держал в руках меч или скипетр.

Произнося свою речь, Мазепа с такой силой потряс один из столбиков кровати, что покачнулись пучки перьев на шелковом балдахине, священник же, подняв три сложенных пальца, отвечал:

— Я предостерег тебя. Все, чего он ни коснется, обречено смерти и гибели. Не спорю, он — покровитель всех авантюристов. Он придал авантюре величие и легитимность. Да и ты, господин мой, тоже авантюрист, а сам я еще худший авантюрист, нежели все мы, вместе взятые. Вот почему я и готов повиноваться.

Он опустил руку и приблизился к Мазепе с доверительным почтением.