Воинство ангелов - [165]

От этих знакомых слов у меня сжалось сердце, и я испуганно взглянула на него — не искривит ли его рот самоирония. Но ее не было. Он просто улыбался — весело и широко.

Он вышел, и я услыхала, как он возится на заднем дворе, видимо собирая скинутые там вещи. Я встала и направилась в его кабинет.

Я зажгла там лампу. Наполнила чернильницу. Приготовила перья, сменив одно.

Вернувшись в кухню, я вымыла посуду. Я слышала, как он прошел в кабинет. Сама я устроилась в гостиной, села там, не зажигая света. Я не могла разобраться в том, что чувствовала. Наверное, это была усталость, но старой себя я не ощущала. Был покой, но непохожий на тот, что охватил меня днем у могилы безымянного цветного, нет, не лейтенанта Оливера Кромвеля, не Рору.

Теперешний покой был приятен, потому что в нем были надежда и твердая вера, какие испытываешь в детстве.

Я слышала шаги Тобайеса в кабинете. Потом он появился у двери.

— Почему ты сидишь в потемках? — спросил он.

— Так, думаю… — ответила я.

— Думаешь… — сказал он. — А вот я не могу сейчас думать. Никак в себя не приду, очень уж взбудоражен, как мальчишка, которого с уроков отпустили.

Он подошел ко мне и, наклонившись, положил мне на плечи руки.

— Дьявол, — сказал он. — Давай прогуляемся.

От удивления я не сразу ответила.

— Дьявол, — повторил он. — Такой чудесный лунный вечер, — сказал он. — Ты хочешь сидеть здесь и кукситься?

Я не могла отвечать. Грудь сдавило что-то — не то страшное, не то прекрасное.

— Ведь не поздно еще, всего десять часов, — говорил Тобайес. — Ведь ты же не думаешь, что поздно, правда, бедненькая моя Крошка Мэнти?

— Не называй меня так! — вырвалось у меня. — Никогда больше так меня не называй!

— Хорошо, — сказал он. — Вы ведь не думаете, мисс Мэнти, что сейчас слишком поздно, не правда ли?

— Нет, — ответила я, — не думаю.

По крайней мере, мне показалось, что я так ответила. Попыталась ответить, но, может быть, не смогла, потому что прижималась лицом к его груди, в то время как слезы мои все лились и лились, слезы сокрушительной радости, и сумрачные тени прошлого растворялись в этой радости, а рука его все продолжала похлопывать меня по спине, и он повторял: «Милая… милая…», твердя это вновь и вновь.