Воинство ангелов - [143]

Прыжок его был по-молодому легок, и в то же время это был прыжок старика, пожелавшего единым махом уйти, оторваться, отделаться от старых надоевших докучливых невзгод, мучительной изнуряющей доброты, от презрения к окружающим и к себе самому; пожелавшего сделать этот шаг к ослепительной свободе, всплеску боли на пути к тишине.

Собака возле повозки опять залаяла.

После того как это случилось, произошли перемены: рука Рору выпустила мое плечо, он молча отошел в сторону и сел на бревно возле кучи дров. Сначала взгляд его был устремлен вверх, потом он потупился, стал глядеть себе под ноги, на землю. Казалось, он отключился от всего происходящего.

Кое-кто из мужчин направился к коптильне и выломал дверь. Потом также взломали амбар, конюшню. Вскоре появился Джимми с лошадью, впряженной в хорошо знакомую мне двуколку. Привязав лошадь к дереву, Джимми подошел к Рору, тихо, покорно, словно ждал от него дальнейших указаний. Между тем мужчины сняли с повозки хлопок и теперь вели ее к службам. Местные — новые ли или же еще оставшиеся от прежних времен рабства — стояли поодаль очень тихо, стояли и смотрели.

Я тоже стояла неподвижно. За все это время я не шевельнулась. Словно жизнь моя подошла к концу, словно я умерла, и единственное, что было еще живо во мне, — это боль в груди.

Джимми тронул за плечо Рору. Тот медленно поднял на него рассеянный взгляд, затем поднялся, направился к двуколке. Джимми хотел подсадить его, но это было лишним. Рору не казался ослабевшим, но двигался он словно во сне.

Джимми подошел ко мне.

— Идем, — сказал он.

Я пошла за ним к двуколке, чувствуя, что и я тоже двигаюсь как во сне. Все исчезло, кроме ощущения тоскливой тяжести, гнета.

Джимми помог мне влезть в двуколку и жестом подозвал к себе больного мулата.

— Погрузите и к нам подгребайте, — сказал он.

Он вскарабкался в двуколку, потеснив меня, и взял в руки вожжи. Джимми был очень худым и много места не занял.

Отъехав от холма, на вершине которого стоял дом, мы свернули на дорогу, вившуюся по краю лесной опушки мимо западной стороны полей. Украдкой я поглядывала по сторонам. Ей-богу не знаю, явилась ли тогда у меня, оцепеневшей, мысль выпрыгнуть, кинуться во мрак. Возможно, и явилась, хотя я и не отдавала себе в этом отчета. Так или иначе, в ту же секунду рука Рору стиснула мое плечо. Испуганная таким его ясновидением, я бросила на него взгляд, но он не смотрел на меня. Он смотрел вдаль, в темноту, а рука его все так же крепко сжимала мое плечо.

Мы добрались до места, где дорога разветвлялась и был поворот к расположенной за лесом усадьбе Бойда. Здесь Хэмиш, сопровождавший меня и Приер-Дени, всегда поворачивал назад, предоставляя нам продолжать прогулку одним. Даже в темноте я узнала это место по тому, как сгущалась тьма в той стороне, где был лес. Мы въехали в лес, дорога стала ровнее. Джимми пустил лошадь идти как ей вздумается, и мы покатили во мраке.

Спустя некоторое время опять показалась луна, а мы опять свернули в поля. Было видно, что поля запущены, там и сям залиты водой.

— Дамба, — сказал Джимми. — Дамбу прорвало, а всем наплевать. Проехав еще немного, Джимми опять подал голос:

— При Бойде такого бы не было. Но теперь его нет, погиб. — Помолчал, а затем добавил: — Лошадь оседлал и отправился бить янки. — Опять пауза. — И погиб.

Впереди темнел парк. Мы въехали в усадьбу. В лунном свете можно было различить газон, полузатопленные цветники. Вот промелькнул обломок статуи — мраморная фигура без головы. Показался темный массив дома. Полдома обрушилось, и из развалин торчала лишь печная труба.

Кивком головы Джимми указал на дом.

— Янки, — пояснил он.

По подъездной аллее мы направились к дому, к неразрушенной его части, встали, выбрались из двуколки. Джимми зажег фонарь и, посветив, провел нас в дом. В лучах фонаря я увидела кое-какую мебель — загаженную, поломанную. Окна зияли дырами. В холле виднелись следы пожара. Я погрузилась в тупые размышления о том, кто загасил пожар. Может быть, пожар начался при янки и они сами же потушили его? А может быть, его тушили негры, движимые остатками прежней верности хозяину? Или просто вовремя пошел дождь — мощный луизианский ливень?

Джимми провел нас в комнату за холлом — видимо, заднюю гостиную. Там стоял диван — деревянные завитки резьбы на нем отвалились, обивка выцвела и порвалась. Рору неподвижно стоял посреди комнаты. Подойдя к нему, Джимми указал на диван:

— Ляг, — сказал он.

И Рору устроился на диване.

Джимми раздобыл свечу, зажег и пристроил на мраморе столешницы, прямо так, без подсвечника.

— Там, сзади дома, ручей, — сказал Джимми, обращаясь к Рору. — Я велел им подвезти пироги. Мы погрузимся, чтобы далеко не тащить.

Рору оставался безучастен.

— Я послал двоих и еще Синего Тоба.

Рору метнул на него взгляд.

— Убирайся, — сказал он.

Джимми вышел в холл.

Рору жестом велел мне сесть. Я опустилась на пол, прислонилась к резной с завитушками ножке стола. Напротив в простенке висело большое зеркало, в нем были трещины — похоже, следы от пуль. Пламя свечи тускло отражалось в стекле. Стекло было грязным, растрескавшимся, и казалось, что за туманной этой преградой — комната, где горит свеча, а возле нее две человеческие фигуры. А этой комнаты нет вообще, существует лишь та, дальняя комната, я же лишь туманная тень в стекле.