Воин вереска - [29]

 Рэлек слушал очень внимательно.

— Видишь ли, у фельхов не только физические тела превосходят человеческие. Не имея разума как такового, они имеют врождённые способности, которым завидуют наши ментаты. Они крайне восприимчивы к чужим эфирным телам, могут их чувствовать на расстоянии и даже некоторым образом взаимодействовать с ними. Отсюда их легендарная неуловимость: не имея звериного нюха, выродки издалека угадывают приближение человека, а при случае способны и повлиять на него. Скажем, заставить пойти другой дорогой или «глаза отвести» охотнику. Собственно, если бы сто лет назад поимкой фельхов не занялись ментаты Бастиона, мы бы до сих пор только мечтали их для изучения заиметь. Так-то, брат Рэлек.

От пристального взгляда «чёрного» некуда было деться. И ведь без слов ясно, о чем думает Вольд: «Тебя неуловимый выродок подпустил вплотную, брат Рэлек… почему?» Впрочем, открыто допытываться витал не спешил, видимо и сам понимал, что ответ на этот вопрос его собеседник хотел бы узнать не меньше, чем он.

— Почему всё-таки «душеловы»? — рискнул нарушить повисшую паузу Рэлек. Вольд пояснил:

— Я ведь уже говорил, что люди умирают по-разному. Кто-то легко прощается с жизнью, а кого-то вырывают из неё жестоко и болезненно. Такая душа отнюдь не сразу отбрасывает ненужные уже ей материальные связи. Её «плотность» уменьшается слишком медленно, иногда — фатально медленно. Такая душа никак не хочет смириться с неизбежным, она жаждет вернуться в прежнее состояние, снова обрести оболочку из плоти и крови. Иногда эта жажда оказывается настолько сильна, что в материальном мире эфирное тело «уплотняется» до состояния, при котором его может различить человеческий глаз. Ты наверняка слышал рассказы о таких случаях.

— Призраки.

— Верно. Из сотни никчемных выдумок о них одна-две на поверку вполне могут оказаться правдой. И лучше всего это, несомненно, известно «душеловам». Ведь ни один ментат не умеет так ясно «видеть» эфирные тела. Как привязанные к ещё живущей плоти, так и свободные от неё. Собственное эфирное тело фельха — очень тонкое и неустойчивое, души как таковой у него нет, есть лишь её зародыш, подобный чистому листу бумаги, не способному самостоятельно стать книгой. И вот представь себе, что получится, если фельх окажется поблизости от души, отчаянно тянущейся к ушедшей жизни? Концентрат человеческой личности и податливое, изменчивое эфирное тело фельха? Квинтессенция страстей без возможности удовлетворения желаний, и живая плоть, этих желаний не знающая… Ну же, Рэлек, прояви фантазию!

Рэлек качнул головой — движение скорее инстинктивное, чем осознанное. На фантазию он не жаловался, но и проявлять излишнюю догадливость не торопился. Вольд вздохнул с показным разочарованием:

— Просто удивительно, до чего ты, братец, несообразителен. А между тем, аллегория отнюдь не сложна: напитанный чернилами печатный пресс и чистый лист бумаги. Сама по себе бумага ничего не значит, но прикосновение пресса превращает девственно-белый лист в гравюру или страницу книги. Так и душа человека записывается на тонкое полотно протодуши фельха. И «душелов» обретает сознание, которого прежде не имел — сознание погибшего человека.

Вольд снова отпил из бокала и блаженно улыбнулся, явно наслаждаясь не столько вином, сколько произведённым эффектом. А Рэлек смотрел на него и не знал, что сказать. Поведанное пастырем должно было потрясти его, но почему-то в голове упрямо бился один-единственный вопрос: «С чего это он вздумал со мной откровенничать? С какой стати ему это нужно?»

— Не обольщайся, брат Рэлек, — целитель, даже не будучи ментатом, без труда почувствовал настороженность собеседника и правильно понял её причины. — Я не рассказал тебе ничего такого, что среди нас считалось бы великой тайной, недостойной посторонних ушей. Другое дело, я бы вовсе не стал с тобой говорить… если бы не крайняя необычность твоего случая.

— Значит… — Рэлек только теперь понял куда клонит «чёрный» и похолодел: — Значит, по-твоему, это «душелов» мне… как ты говоришь? Привесил…

— «Подсадку», — Вольд кивнул. — Похоже на то. И это, должен признать, момент прелюбопытнейший. Очень похоже, что ты, братец, встретился не с простым «душеловом». Есть ведь страсти и посильнее тяги к жизни. Например, жажда мести. Вернее сказать, подчас именно желание отплатить за причинённую боль заставляет до последнего цепляться за жизнь. Похоже, твои знакомцы кого-то сильно обидели… хех… буквально до смерти. Но душа бедолаги всё-таки обрела новое тело… да какое тело!

— Что ж он с таким телом сам не идёт свое правосудие вершить?

На это Вольд пожал плечами:

— Кто знает, как долго эфирное тело погибшего пребывало в «свободном» состоянии? Судя по твоему рассказу, от прежней личности в нём осталось не так уж и много. Фельхи по природе своей неагрессивны, они даже мяса не едят; вобрав в себя останки человеческой души, этот «душелов» ведёт прежний звериный образ жизни. Инстинкты заставляют его держаться от людей подальше, но внутри занозой острой засела чужая, заёмная жажда мести. Сколько она ждала своего часа — не знаем ни ты, ни я. Терпение — великая добродетель…