Воин Кармы. Часть I и II - [2]

При всех Его достоинствах — сообразительности, уме, прекрасной памяти, которая позволяла Ему читать запоем на уроках и, если мальчика вдруг вызывали к доске, с ходу отвечать по предмету и, вернувшись на место, вновь читать про подвиги североамериканских индейцев, Его недостаток — Его болезнь — никуда не ушла. И по-прежнему по утрам мать вывешивала сушиться мокрые простыни.

Однажды на уроке Он поднял руку и попросил учительницу разрешения выйти. Он постеснялся сказать, что хочет в туалет. А учительница была молодой и неопытной, до конца урока оставалось всего каких-то 15 минут, и она не разрешила. Через 5 минут Он понял, что терпеть больше нет сил, и… предательская струйка потекла по штанине.

Испуганная училка вместе с Ним вышла в коридор, довела его до туалета, хотя в этом уже не было необходимости, и, не зная, что делать, просто отпустила Его домой. Что стоило Ему на следующий день прийти в школу, в свой класс — этого не знал никто. Маме про тот случай, конечно же, Он не рассказал. Он вообще почти ничего не рассказывал матери. Впрочем, мальчик и видел-то ее редко — она днем работала, а потом училась на вечернем отделении в университете. А в выходные устраивала свою личную жизнь — искала себе нового мужа, поэтому Он все время — все свое свободное время — был с бабушкой и дедушкой. Которые, впрочем, тоже не особо баловали внука своим вниманием. А мама, даже когда привела в дом нового папу, все равно уделяла внимания только Его дневнику и тетрадям, но Ему самому — гораздо меньше…

Удивительно, но на следующий день в классе никто не вспомнил про вчерашний конфуз. Почти никто. Кроме одного мальчика. Который глядел на него, и нагло усмехался. Нет, он ничего не говорил, но его усмешка Его взбесила. Он ничего ему не сказал. А через два дня этот нагло улыбающийся мальчишка внезапно попал в больницу с острым приступом аппендицита. А поскольку был праздник и медики что-то там отмечали, то выпивший чуть больше нормы хирург при удалении аппендикса нечаянно задел скальпелем мочепровод. С тех пор мальчик стал инвалидом, и у него из живота все время торчала трубка, по которой стекала моча, ибо писять, как все, этот мальчик никогда больше не мог. Мальчишки из его двора дразнили несчастного Краником и ни его родители, ни родители его обидчиков ничего не могли с этим поделать.

До третьего класса Он проучился в одной школе, а вот в четвертом классе его родители получили, наконец, квартиру, как тогда говорили, кооператив — и мальчика перевели в новую школу, которая была прямо рядом с его новым домом. В самом доме Его ровесников почти не было, поэтому и друзей не было тоже. Да, впрочем, Он никогда ни с кем не стремился дружить.

В школе найти друзей у Него тоже не получилось — новенького сразу же поставили в положение «белой вороны». Хотя на самом деле Он таковой и являлся — целые выходные вместо того, чтобы гонять с мальчишками в футбол, просиживал в библиотеке, на уроках под партой у него всегда была книга, и Он прямо во время урока зачитывался уже более взрослыми книгами — после книг про индейцев или путешествий вокруг света за 80 дней настал черед фантастики — Он начал с Беляева и очень быстро дошел до Азимова и Желязны. И стоило учителям поднять его и спросить по теме урока — мгновенно отвечал, после чего садился на место и моментально погружался в чтение. Точно так же непонятно вел себя Он и в так называемой общественной жизни класса — на субботниках и воскресниках держался особняком, в сборе макулатуры участвовал, но постоянно подряжался на погрузку, где часами не столько грузил макулатуру, сколько выискивал в тоннах бумаги интересные книги и журналы, которыми набивал и без того разбухший от книг портфель.

Одним словом, отношения с классом у Него сразу же не сложились — мальчишки его задирали, девчонки не воспринимали всерьез. Тем более, что Он не отличался высоким ростом, наоборот — был одним из самых маленьких в классе и на уроках физкультуры всегда стоял самым последним в строю мальчишек.

Но больше всего новичка донимал классный хулиган — маленький, невзрачный, однако наглый и задиристый. В принципе, Он мог бы попробовать с ним справиться, но струсил и не стал связываться. За что тот Его постоянно поддевал, а поскольку Он не давал отпор, то незаметно стал не просто «белой вороной», но форменным изгоем, парией. Тем не менее, вскоре новичка стали все жалеть, особенно девочки, ибо Он был беззащитным, и унижать такого даже хулиганам было как-то не с руки. Поэтому от него вскоре отстали, хотя и зло подшучивали время от времени — прятали его портфель в девчачьем туалете, на физкультуре несколько раз устраивали каверзу: смачивали его брюки водой и закручивали штанины морскими узлами, так, что половину следующего урока Он их развязывал, ну и так далее.

Но однажды такая злая шутка закончилась весьма печально.

Один из самых рослых и здоровенных семиклассников из того класса, где Он учился, как-то раз, узнав, что Ему вырвали гланды, попросил показать ему — как это? Он, ничего не подозревая, открыл рот, демонстрируя свои удаленные миндалины. На что тот, не долго думая, плюнул Ему прямо в рот. И засмеялся, довольный своей тупой шуткой. Все, кто наблюдал это, тоже довольно заржали, а Он, покраснев, наверное, впервые в жизни со всей силы заехал обидчику прямо в глаз. В ответ тут же получил по полной программе и домой пришел с синяком под глазом и расквашенным носом. Попытки родителей узнать, что случилось, не увенчались успехом. Но на этом все не закончилось.