Воевода - [167]

— Уж ежели они отважились начать приступ ночью, то знают, что сила на их стороне, — заключил свою весть Фадей.

— Ладно, мы тоже выступаем, а там посмотрим, чья возьмёт, — сказал Степан и, посмотрев на Антона, спросил его: — Вешняков, ты мог бы пробраться в Гезлёв?

— Если надо, я постараюсь, — отозвался Антон.

— Я надеюсь на тебя.

Однако Степан понял, что не должен отпускать Антона одного. Соображения тут были разные, и самое пугающее, что настораживало Степана, была та лёгкость, с какой Антон согласился пройти сквозь стан ордынцев. «А ежели выкормыш перевернётся в их стан? Тогда погибель нам», — жёстко подумал Степан и сказал Антону:

— Ты не бойся, одного я тебя не отпущу. Митяй и Фадей пойдут с тобой.

— Я не против, — согласился Антон.

Времени было в обрез, и Степан, не мешкая, добавил:

— Передашь воеводе Даниилу, что в полночь мы подойдём к стану ордынцев и ударим по ним. Иди же, Антоша, иди. Вот твои спутники, Фадей и Митяй.

Проводив их, Степан собрал тысяцких.

— Как зайдёт солнце, так выйдем следом за вечерней зарей. Кликните сотских, скажите им, что будет большая ночная сеча.

— И полоняне пойдут с нами? — спросил тысяцкий Прохор, высокий крепкий воин с пшеничными волосами и светло-голубыми глазами.

— Да, Прохор. Так они хотят.

В этот же час Даниил, Иван Пономарь и тысяцкие держали совет, как вернее сделать ночную вылазку.

— Хорошо бы дать по ним из всех пушек, — посоветовал тысяцкий Никодим Шарпатый.

— Разбегутся, и тогда драться не с кем будет, — засмеялся Иван.

Даниил, однако, предложил выступать без выстрелов и без шума.

— Идём, как ночные тени, и все в шапках, в шишаках, чтобы знать своих.

Время тянулось медленно. Даниил думал о Степане. Как его недоставало! Но за каких-то полтора часа до вылазки перед Даниилом возникли трое: Антон, Митяй и Фадей.

— Господи, Антон! Что со Степаном? — взволнованно спросил Даниил.

— Батюшка-воевода, у Степана всё хорошо.

— Слава богу. Но с чем же вы пришли?

— Воевода Степан в полночь идёт На ордынцев в сечу. Помоги ему, батюшка-воевода.

Это была радость, и Даниил обнял всех, одного за другим.

— Я помогу ему, помогу! Мы вместе выйдем в полночь! И началом сечи будет выстрел из пищали с нашей стороны. Ну, говорите же, много ли у него потерь?

— Мы мало потеряли, батюшка-воевода. Только раненые есть, — сказал Митяй. — Мы больше приобрели: тысяча с лишним ратников из полонян прибыла к нам.

— Это здорово! Всё будет хорошо. А вы, поди, голодные. Идёмте к кашеварам!

Проводив лазутчиков к котлу, Даниил нашёл Пономаря.

— Ванюша, всё у нас идёт во благо. Отозвался Степан. Он близко и ударит по ордынцам вкупе с нами, в спину крымчакам. Помни: держи возле себя стрельцов. Как сойдёмся с врагом, дашь выстрел из пищали. Это будет знаком для Степана.

— Всё так и сделаю, — отозвался Пономарь. — А после надо уплывать отсюда, Фёдорыч.

— Я так и мыслю, но пока рано об этом думать.

Пришло время выступать. Вышли в поле за стены крепости почти пять тысяч воинов и сотни русичей, освобождённых из неволи. Темноты не было: светила полная луна. Да это было и кстати. Впереди в линию шли пятьсот стрельцов. Их залп по врагу должен был возвестить сечу. Стрелы тоже полетят в стан крымцев. Но главное — добраться до них и сойтись впритык. Даниил и Иван шли со своими сотнями следом за стрельцами. Становище ордынцев уже близко. Но что это? В нём всё в движении, оттуда доносятся крики. Стало понятно, что крымцы тоже решились на сечу. Они пренебрегли привычкой биться с врагом лишь при свете дня и развёрнутым строем уже идут к крепости. Вот до них не больше ста сажен. Лунный свет заливает их ряды. Даниил с Иваном дают стрельцам команду открыть огонь из пищалей. Сверкнули вспышки сотен выстрелов, полетели первые пули. Однако ордынцы продолжают двигаться. Ещё и ещё успевают выстрелить по ним стрельцы. С той и другой стороны летят стрелы, но ничто не останавливает наступающих крымцев. Они врезаются в строй русских ратников. Началась сеча. Луна помогает разглядеть врага, она за спиной русских. Иван Пономарь и его отборная сотня, все с тяжёлыми мечами, прорубают себе дорогу, как в чаще среди кустов. Сотня Даниила и сам он действуют саблями. У него тоже умелые и отважные воины.

Похоже, однако, что ордынцы настроены биться не щадя живота, и они не отступают под напором русичей. Сеча идёт равная, и лишь Богу ведомо, в чью пользу она решится: ведь ордынцев в полтора раза больше. Но в те мгновения, когда натиск татар усилился и они начали теснить русских к крепости, за их спинами возникла третья сила. До Даниила долетели крики: «Урусы! Урусы!» — и ордынцы заметались между двумя мощными силами. Их били в спину и в грудь. Они не выдержали и забегали, пытаясь вырваться с поля сечи. Но им не дали такой возможности. Они поняли, что их спасение в одном: отчаянно биться. Однако панический страх лишил их мужества, они уже не бились, а только защищались. Вскоре ратники Ивана и Степана сошлись. Они разрубили орду на две части, и каждая оказалась в «хомуте».

Занимался ранний летний рассвет. А в двух шагах ещё шла сеча. Но было очевидно, что татарская орда уже почти вся полегла и бились против русских лишь отдельные группы самых отважных, самых сильных воинов. С каждым мгновением их было всё меньше. Поднялось солнце, и оно осветило жуткую картину побоища. Тысячи павших в сече устилали поле. Рядом с одним русским ратником лежало множество убитых крымцев. Над полем разносились стоны раненых.