Военные приключения. Выпуск 6 - [22]

Оснований сомневаться в показаниях Никитина нет. Факт дорожного происшествия с «Нивой» зафиксирован в ГАИ. Возникает предположение, что машину намеревались использовать, как своеобразный почтовый ящик. Сотрудники Белопольского оперативно проверяют всех, кому было известно о поездке. Безрезультатно. И тогда на побережье под именем Никитина отправляется капитан Лукшин, то есть я.

Наша короткая подготовка к этому достаточно опасному делу с далеко не очевидным исходом базировалась на допущении, что те, кому предназначалась эта «посылка», в лицо Никитина не знают; в противном случае операция вообще теряла смысл. За рулем поэтому сидел на дубликат владельца, а некий абстрактный путешественник, который достигнув определенного района, едет, куда хочет, останавливается, где вздумается, сводит знакомство с каждым, кто ему приглянулся, и вообще весело проводит время. Целенаправленно искать таинственного адресата резона не было. В свой черед он сам найдет красную «Ниву».

Сумерки за окном сгущаются, темнота в комнате становится зловещей. Протягиваю руку и включаю торшер. В очерченный желтоватым светом круг попадают телефон и залежи периодических изданий на полу. Из полумрака на меня участливо таращатся телевизор и книжный шкаф. У меня к самому себе накопилось много вопросов, и я до глубокой ночи не покидаю кресла, пытаясь ответить хотя бы на некоторые из них. Завтра на них наверняка придется отвечать полковнику.

Раскусили ли пассажиры серой «Волги» нашу игру, и куда девался второй? В какой степени причастны к случившемуся мои новые знакомые, такие, как Гоголадзе или случайные встречные, вроде верзилы в ресторане? И наконец, самое главное: какую роль в этом играет Ольга? Мой интерес к девушке выходит за рамки чисто служебного. Но в этом я не хочу признаваться даже себе.

16

Мне назначено к десяти. Без одной минуты десять вхожу в приемную и здороваюсь с секретаршей. Бесстрастная, неопределенного возраста дама нажимает кнопку селектора и докладывает о моем прибытии.

— Пусть подождет, — отвечает знакомый баритон, почти не искаженный техническим устройством.

Судя по всему, это надолго.

— Садитесь, — бесцветным голосом советует секретарша.

Минуту-другую торчу у окна, обозревая до мельчайших подробностей знакомый вид на площадь, на универмаг «Детский мир» и на памятник основателю нашего дела. Потом сажусь на один из стоящих вдоль стены стульев, ощутив под собой поскрипывание старого ветерана. Сколько разных историй мог бы поведать этот стул, если бы умел говорить? Осознав, в сколь заслуженном обществе нахожусь, я отвлекаюсь и успокаиваюсь. Причина отсрочки нашего разговора, конечно не во мне. Скорее всего, это — какая-нибудь не запланированная заранее встреча, телефонный звонок или дело, более важное, чем мое.

Минут через двадцать меня приглашают войти. Открываю знакомую дверь и проникаю в знакомый кабинет. Шеф сдержанно приветлив, но это еще ни о чем ни говорит. По нему не определишь, в каком он настроении. Мне, во всяком случае, не удавалось ни разу.

Опускаюсь в кресло и в течение нескольких секунд подвергаюсь пристальному рассматриванию. В свою очередь, и я отваживаюсь взглянуть на начальство. Мы оба почти не изменились со времени нашей последней встречи. Я малость подзагорел, он малость осунулся, и только. Разные следствия разных причин. А может, одной и той же?

Глубоко ошибаются те, кто считает нашу профессию привилегией людей какого-то особого сорта. Мы — такие же, как все, и в этом наша сила. Встретишь моего шефа где-нибудь в булочной, задашься целью определить, чем занимается этот мешковатый, рано поседевший человек» переберешь тысячу вариантов, но ни за что не докопаешься до истины. Впрочем, насколько я знаю, его самого мало занимают обстоятельства, которыми он мог бы гордиться.

Замечаю на столе полковника панку со своим докладом. Папка закрыта и в этом состоянии будет пребывать до конца нашей беседы. Открывать ее нужды нет. Отдельные, задавшие в душу места шеф способен цитировать наизусть.

— Итак… — говорит он, одарив меня строгим взглядом.

В этом месте не худо бы закурить. Но Белопольский не курит и не переносит, когда в его присутствии это делают другие. Пока я поспешно подыскиваю какую-нибудь нейтральную, подходящую для начала разговора фразу, шеф атакует первым.

— Я внимательно ознакомился с твоим произведением. — Он кивает на папку. — Складно написано — достоверно, зримо и безжалостно по отношению к себе. У тебя есть определенные литературные способности. Но сейчас мы поговорим не о них. Десять дней назад в этом самом кабинете ты убедил меня дать тебе возможность действовать самостоятельно, так сказать, в свободном поиске. Не скрою, твои доводы показались мне убедительными. Те, кто охотился за контейнером, в силу, так сказать рода своих занятий, постоянно оглядывались по сторонам и ненароком могли углядеть что-нибудь подозрительное. Никитин «не подозревал» о «посылке». Ты, стало быть, тоже, и никоим образом не должен был показать, что знаешь. Что же все-таки произошло? Ты их чем-то спугнул?

Мой ход, а я — в цугцванге. Фигуры скованы, остается лишь топтаться на месте.